Я вижу на своих руках мёртвых детей. Мои глаза – бассейны слёз пренебрежённых матерей. Сожжённые цветы, садизм, калечить – градации меня. Мой меч, ржавеющий от крови, валяется у ног. Я сам его ковал 5 зим, 21 осень; за фразой фразою. Точил сатирой, был проклят музой, благословленный Лирой. Я помню сердца тех, кто на него смотрел с надеждой. Но даже и сейчас, когда он в грязи, мне чуждо сожалеть. Уж лучше одиночество, чем стать одним из них. Я помню смерть, кого пронзал мой меч, Когда я стал жестоким, резал нежность плоти, непорочность мечт тех юных, что веровали в свет. Я погасил его. Мой меч сражался против тех, кто заслужил погибель. Но вместе с тем он отравил венозный ток совсем ещё наивных. Но этот меч, я сам его ковал, мой гений. И сам теперь стою на паперти у тех, чья кровь чернaя стекает по моим рукам, Презираем теми, чьи надежды сбегают по моим щекам. Мне хватит гордости поднять себя с колен, Продолжить бой, пока я жив, пока не треснет сталь. Мне хватит гордости поднять себя с колен, Продолжить бой, пока я жив, пока не треснет сталь.