Упала, кряхтя, в топь гнилая сосна, Взвилась от корней да под небо труха. Валясь гулко ниц в родной с ростка лес, Стряхнула всех птиц аж до синих небес. Лежит, не дыша, и не рада себе, Стояла сто лет, ну а тут - на тебе! А тут ствол подвёл, пустил слабину, Лишь ветер задумал гулянку свою.
Да сосны-подруги ослабили хват. И ну буги-вуги, плясать невпопад. А ей уж не пляски, а ей бы в тиши, Скрипеть да с опаской в чащобной глуши. Но только качнулась под общий шумок, От низеньких ёлок прошёл хохоток. - Куда ты кривая? Ой, ну не смеши! Ты ж телом сухая, как те камыши.
Ежиха в испуге застыла у пня, - Ежатушки-внуки в норе у меня! Под самой сосною наш домик стоит, А ежли накроет? Сосна-то чудит... Но старая дура не слушала их: Хотелось гламура, хотелось любви, Про годы не вспомнив, и треснувший ствол, Про дряхлые корни и верный позор.
Тут пьяница-ветер, что в буйстве удал, На новом куплете гармошку достал. Прошёлся ладами, басов довернул, Запел голосами и злее подул. И солнце укрылось за тучкой-стеной, А та разродилась дождя пеленой, Осыпав иголки с корявых ветвей, Сосна, взвизгнув тонко, свалилась с корней.
Ах, ёлки-моталки, чащоба - тайга, Что ж, даже в плясалках закалка нужна! Под всполохи молний и гром жестяной Плясунья отстойно слегла на покой...