часто считали с тобой этажи и двери, но время ясельную улыбку превратило в оскал. октябрь ливнем размозжит мне череп, в грязи утонет, словно в чернилах, Москва и я уеду. каждый получит по белому флагу. но кому мы сдали напрочь сожженный острог? засыпаем в садовых пределах пагубных привычек и потоке зажеванных слов. у тебя есть работа и лишнее место в постели. у меня — кирка и лопата, в породе буду копаться. время меж нами друзей из асбеста поделит и я, кажется, многое понял, покуда спал сам.
без конца жали с тобой кнопки в лифте. снег забьёт порожки у воспоминаний и когда догорит, словно в топке, Питер, ты увидишь в вагонах порожних январь и уедешь — в чемодан сувенирная лавка не влезет. все развлечься с тобою не прочь, я знаю. не жалея, себя умножаешь на десять, пока город твой в кружке к тебе остывает. владельцам зонтов тесно на тротуарах, чудовищам — в детских сказках со счастливым концом. свободу свою отдал бы, честно, даром, ведь храню до сих пор с жемчужным отливом кольцо.
на телеграфный столб филин садится — февраль загоняет меня под стол. а твои нарративы рождают обилие лиц и ты на столицу опять меняешь Ростов. весна влезает руками в кофемолку мозга, направляя по давно забытой дороге. я теперь знаю: лучше втихомолку и поздно, чем сбивать копыта не о те пороги. время пропустит череду софизмов сквозь сито. сегодня я сяду на лавочке возле метро, закурю, пускай жарко, глядя в окно открытое, как квартира твоя дышит после майских ветров.