"Мы у жизни в гостях," - Так сказал и пошел Человек с неразгаданным взглядом. Вил гнездо за гнездом На чужих облаках И командовал тихим парадом.
Душу тяжко душить Даже [лунной?] петлей, Невесомость веревки смертельна. Человек поздоровался С этой землей И стал ангелом в старой котельной.
Уголь, песни, огонь, Сигареты и дым. Не в Монтре, над расфранченной гладью. Обласкал кочегара: "Ханжа... Третий Рим..." И отправил просить Христа ради Новый день, чтоб дышать, Дом на час - чтоб поспать, И струну, вместо порванной старой. И на кухне, где слово гудит во хмелю Стал он братьям по разуму дорог и люб, Но такая любовь стоит дьявольски мало.
Для полярной звезды У шамана купил Эскимосом прострелянный бубен И с котельной на небо Все время ходил, Да о Солнце обжег свои губы
И не смог целовать глупых девок и баб. Счастье спряталось в сон. Неизвестность. И все звуки отринув, рванула со дна Разгулявшихся дней и ночей тишина, Предлагая себя музыканту в невесты.
Подоконник. Волчок. Два ботинка стоят Непривычным дорожным сомненьем. Погостил, и за хлеб Всем воздал во сто крат. Молча, бросился ввысь. В озаренье.
Горлом песня не шла. Словно кровь. Не могла. Заблудилась внутри, испугалась, Отрекаясь от сердцем угаданных нот. И годами в окно Смотрит вслед проигравшая старость.
"Был у жизни в гостях" - Так сказал и пошел Человек с неразгаданным взглядом. Вить гнездо за гнездом на гнездом На чужих облаках И командовать тихим парадом.