Узкий, нерусский стан — Над фолиантами. Шаль из турецких стран Пала, как мантия.
Вас передашь одной Ломаной чёрной линией. Холод — в весельи, зной — В Вашем унынии.
Вся Ваша жизнь — озноб, И завершится — чем она? Облачный — тёмен — лоб Юного демона.
Каждого из земных Вам заиграть — безделица! И безоружный стих В сердце нам целится.
В утренний сонный час, — Кажется, четверть пятого, — Я полюбила Вас, Анна Ахматова.
11 февраля 1915
«...на блоковскую и мандельштамовскую \"шали\" и на ахматовскую лирику откликается стихотворением \"Анне Ахматовой\" Марина Цветаева, не знакомая лично ни с одним из трёх поэтов. Узкий, нерусский стан - Над фолиантами. Шаль из турецких стран Пала, как мантия. Шаль, вызывавшая у предшественников ассоциации с европейской культурой, превратилась в восточную, \"из турецких стран\", что связано с \"нерусским станом\", фамилией и происхождением адресата. Как и Блок, и Мандельштам, Цветаева обращает внимание на величественную, царственную осанку (\"как мантия\") и на игровую суть ахматовской натуры и подчёркивает её власть над окружающими. Каждого из земных Вам заиграть - безделица! И безоружный стих В сердце нам целится. У Блока красота может убивать, у Мандельштама голос проникает в душу, у Цветаевой стих стреляет в сердце. Если Блок и Мандельштам изображали Ахматову пластически и скульптурно - в позах и жестах, то Цветаева прибегает к графике: \"Вас передашь одной / Ломаной чёрной линией\" (не намёк ли на рисунок А. Модильяни?). Любопытно, что в противовес мужскому восприятию поэтессы прежде всего как женщины, цветаевская Ахматова - \"юный демон\", то есть предстаёт в мужской ипостаси (а не \"колдунья\", как у Н. Гумилёва). Свой первый набросок ахматовского образа (впереди был целый цикл стихов, посвященный Ахматовой) Цветаева рисовала по мотивам \"Вечера\" и \"Чёток\", отметив в них тревожность и предчувствие смерти, демоническое начало и тёмные краски. Вся Ваша жизнь - озноб, (ср. у Ахматовой \"смертная дрожь\") И завершится - чем она? (\"Не смертного ль часа жду?\") Облачный - тёмен - лоб (тёмный дом, сердце, дни; облачко серело) Юного демона, (\"встретимся в аду\") Ахматовские антиномии и парадоксы (жизнь тленная и прекрасная, \"горький час наслажденья\", \"я смеюсь, а в сердце злобно плачу\") у Цветаевой выглядят ещё резче и неожиданнее: \"безоружный стих\" целится, \"Холод - в веселье, зной - / В Вашем унынии\" (вместо более привычных - холод и зной, веселье и уныние). А в конце, признаваясь адресату в любви, автор обыгрывает такую особенность стиля ранней Ахматовой, как парадоксальные сочетания точного временного указателя и душевного состояния героев (\"Я сошла с ума, о мальчик странный, / В среду в три часа\"). В утренний сонный час. - Кажется, четверть пятого, - Я полюбила Вас. Анна Ахматова. А услышали ли сами поэты состоявшийся диалог? Александр Блок не признавал поэзии Осипа Мандельштама и в своей статье \"Без божества, без вдохновенья\", направленной против акмеизма, не упомянул его имени. Анна Ахматова, наверное, заметила, но никак не отреагировала на первое послание Марины Цветаевой, в то время как более позднюю цветаевскую формулу \"Муза Плача\" моментально использовала в \"Эпических мотивах\", переделав первоначальное деепричастие на существительное: \"Покинув рощи родины священной / И дом, где Муза Плача изнывала...\" (было - \"Муза, плача, изнывала\"). Каждый из участников \"беседы\" наряжал Ахматову в свою шаль: Блок - в \"испанскую\", Мандельштам - в \"ложноклассическую\", Цветаева - в \"турецкую\". По расцветке блоковская шаль \"пёстрая\". Г. Иванов в эмиграции вспомнит \"чёрную ахматовскую шаль\". Художник Н. Альтман на известном \"Портрете Анны Ахматовой\" (1914) нарисовал оранжевую шаль. Сама Ахматова предпочитала слово \"платок\", и в её стихах 1912-1915 годов встречаются \"малиновый\" (\"Со дня Купальницы-Аграфены\"), \"чёрный\" (\"Где, высокая, твой цыганёнок...\"), \"дырявый\" (\"Зачем притворяешься ты...\") платки. И вскоре они появляются и в адресованных ей посвящениях: \"В тёмном - с цветиками - платке\" (М. Цветаева. \"На базаре кричал народ...\", 1916. из цикла \"Ахматовой\"), \"Сорвут платок с прекрасной головы\" (О. Мандельштам. \"Кассандре\". 1917), \"Не забуду платок полосатый, / Горе тихое на губах\" (Ю. Никольский. \"Ахматовой\", 1919)» (http://www.akhmatova.org/articles/belskaia.htm).