Завещание с просьбой быть похороненным на пляже в Сете (песни Жоржа Брассенса)
Костлявая Карга, которой, что есть сил, я от младых ногтей старательно дерзил, мой след взяла с сугубым тщаньем. И вот, припёрт к стене чредою похорон, за благо я почёл, пока не грянул гром, внести поправки в завещанье.
Нотариус, в залив Лионский голубой перо свое макни! Сегодня мы с тобой запишем, где мне станет пухом земля и сыщет плоть последний свой приют, когда на небесах небрежно подмахнут её развод с заблудшим духом.
Ему – за облака, ушедшим душам вслед красоток и бродяг давно минувших лет свой устремить полёт отважный, а ей – к родным местам отправиться чуть свет на скором, что идёт прямой дорогой в Сет, где свалят гроб на двор багажный.
Жаль, наш фамильный склеп немного тесноват – в нём уж который век могилы нарасхват. Мне, право, было бы негоже вломиться к старикам и брякнуть: "Вот, мол, я! Подвиньтесь-ка слегка, коллеги и друзья, и дайте место молодежи!"
Поэтому прошу зарыть мой бедный прах на самом берегу, от моря в двух шагах – где у моей песчаной ниши, как в детские года, весёлой чередой дельфины будут куролесить над водой – на нашем пляже в Ля Корнише.
Здесь никогда Нептун не сердится всерьёз, и даже если вдруг корабль пошёл вразнос, то капитан кричит из рубки: "Мы тонем, чёрт возьми! Ребята, по местам! На этой глубине любой спасётся сам – грузите выпивку на шлюпки!"
И здесь в пятнадцать лет я понял что к чему – что на песке вдвоём милей, чем одному, – и, повстречав морскую гостью, я с нею в первый раз, но до последних строк и вдоль, и поперёк прошёл любви урок и поперхнулся первой костью.
Пред мэтром Валери, великим земляком, всегда останусь я плохим учеником и лишь в одном успех предвижу: хоть мне не по плечу его могучий стих, но если рассуждать о кладбищах морских, – моё, бесспорно, к морю ближе.
Пусть этот скромный холм меж небом и волной печальной мысли не разбудит ни одной ни в ком, и я не пожалею, коль ширмой станет он купальщицам нагим, а дети на песке воздвигнут рядом с ним свои дворцы и мавзолеи.
Ещё лишь об одном просить не премину: пусть над моим холмом тенистую сосну посадят, чтобы ненароком друзей не хватанул здесь солнечный удар, когда они толпой заявятся сюда предаться скорбным экивокам.
И пусть в последнем сне мой услаждают слух мелодии сестёр латинских наших двух, когда мистраль и трамонтана мне с моря принесут лозы соседской хмель: фанданго – поутру, а к ночи – вилланелль, и тарантеллу, и сардану.
А если невзначай появится из вод и на краю моей могилы прикорнёт полуодетая ундина, заранее прошу прощенья у Христа, за то, что даже тень от моего креста чрезмерно станет возбудима.
Герои и цари, Рамзес, Наполеон, певцы, чей гордый прах упрятан в Пантеон, вам не понять подобной блажи! Урок вам и пример – бессрочный отпускник, что дни небытия проводит как пикник на средиземноморском пляже.