Ночью, когда ты мечешься по липкой койке, иль, завернувшись в простыню, читаешь всякую херню, иль тупо пялишься на монитор, жить тошно, но чью судьбу ты выбрал бы себе из стольких судеб, что ты не доиграл, включив тормоза и спрятав глаза, как трус и вор.
И не смолкает стыд ни на минуту, и под пустым листом жизнь подводит черту. Своих бессонниц желтоватую цикуту с привычной дрожью в руках я подношу ко рту.
Ночью, когда на прошлого кривых подмостках толпятся судьбы и слова, и распухает голова, и от давления стучит в ушах, и многоточья терзают душу с прямотой подростков, всегда готовых осудить за тщетность трудов, за выдох и вдох, за каждый шаг.
И не смолкает стыд ни на минуту, и под пустым листом жизнь подводит черту. Своих бессонниц желтоватую цикуту с привычной дрожью в руках я подношу ко рту.
Не туда гребешь, не туда правишь и вообще живешь, как дичь на мушке. Бац! - и не успеешь обронить с клавиш ни прощальной четверти, ни восьмушки. До утра ворочаясь с боку на бок, ворошишь память - этот сад спеси. И мычишь в бреду, растеряв навык попадать в ноты и писать песни.
Не умолкает стыд ни на минуту, и под пустым листом жизнь подводит черту. Своих бессонниц желтоватую цикуту с привычной дрожью в руках я подношу ко рту.