Господь карающий, бог грозный Иудей, Бог в дымной мантии тяжелых облаков, Бог, шумно мечущий огнистых молний змеи На избранных сынов;
Бог созидающий, чтобы разрушить снова Созданье рук своих, как злой самообман; Бог, славы ищущий у племени людского, Бог деспот, бог - тиран
Бог, проносившийся грозою над Сионом, Испепеливший в прах гомору и содом; Бог, улыбавшийся над Кесаревым троном И тяготевший надь рабом!
Бог, проносившийся заразой над пустыней И забывший гнев при сладостных псалмах В душистом сумраке благословенных скиний На цветоносных алтарях;
Бог, крови жаждуший и слушающий речи Слепого демона сквозь райские врата, - Бог, этот грозный бог неумолимой сечи, Родил смиренного Христа,
Святого, кроткого, властительного сына, Все, возлюбившего бессмертною душой, Кто умер на кресте, чья мирная кончина Зажглася вечною звездой;
Зажглась, чтоб мир и мрака и печали И поучать людей смиренью и добру, Чьи чудные персты недужных исцеляли, Едва приблизившись к их смертному одру...
И этот мирный сын властительного бога Пришел в мир бедняком, - не царская парча, Не складки пурпура, не бархатная тога Спускались с бледого плеча...
О, как блаженно тих, любвеобильно мирен Был бог, громовый бог, когда в дыму кадил, Под пение молитв, пройдя ряды кумирен, В ложницу девы он вступил.
И как была чиста безгрешная Мария В своем счастливом сне на девственной одре, Как улыбалися уста ее живые И богу и заре !
Все в храмине ее дышало тишиной, Румяный луч луч зари струился в полумглу Сквозь занавес окна и алой полосою Ложился на полу;
И на ковре ее разбросанные ризы Луч солнечный лобзал, скользя по ним змеей ; И шумно под окном на фрески и карнизы Взлетали ласточки веселою семьей.
Тогда к ней бог вошел! он не тревожил сладкий Прекрасный сон, ее исполненный чудес, Он только колыхнул бесчувстенные складки Малиновых завес.
Он только опахнул стыдливые ланиты. Он только осенил безгрешное чело, - И были новые ей помыслы открыты, И даль грядучего разверзлася светло...
Со смутною тоской, проснулася Мария, С раздумьем на челе пошла в росистый сад, Где пели хоры птиц, где маслины густые Струили аромат.
И солнцу ясному и радостному шуму, Вокруг звучащему, внимала и порой Невольно думала таинственную думу О райском чудном сне, смутившем ей покой.
И плакала она!.. Вдруг голубь белоснежный Внезапно выпорхнул из синей вышины, И закружил над ней, воркуя с лаской нежной, И поняла она пророческие сны.
И поняла она, что пышное убранство Природа с этих пор кладет к ее ногам И что под куполом небесного пространства Весь мир, весь божий мир - ее заветный храм.
Что только ей кадят душистые растенья, Что только ей, - зари волшебный перелив, И в девственной груди разлился вдоновенья Задумчивый прилив...
А голубь все, кружил! - То был бог тот же грозный, Самодержавный бог, молниеносный бог! Теперь он не метал стрелу из выси звездной, Он не хотел не мог!
Он понял мир земной, погрязший в тьме полночной; Он стал его отцом, бессмертный и благой, Теперь очищенный любовью не порочной И освященный сном невинности земно