Воскресенье. Лето. Утро. Чуть светает. По московской набережной я иду... слегка не брит. Возвращаются домой заложники ночных утаек, Унося с собой секреты человеческих интриг. В далеке в тумане, в полудымке Развевал тихонько ветер волосы ее. Платье шелковое, на лету играя, Позволяло видеть её нижнее белье. С каждым шагом приближался, и все четче Разглядеть мне удавалось образ непростой: Ее шея, ее руки, ее плечи... Бог знал, что делал наделяя тело красотой. Со мной что было в тот момент, не знаю. Я объяснить не смог бы и сейчас. Я просто прикоснулся к ее пальчикам, лаская Безумным взглядом утонченный профиль и анфас. Вы не поверите: она не шелохнулась, Она лишь крепче сжала пальчики в кулак. Я опустил глаза, она же ухмыльнулась... И сделала ко мне всего один навстречу шаг. Я жадно притянул к себе, нетерпеливо. Я повернул её невозмутимое лицо. И прикоснулся я к губам тем молчаливым... Дрожит рука, но я пишу... и напишу еще немного строк. Я вспоминаю этот легкий вкус клубники, алкоголя, Я обхватил двумя руками её тонкий стан. Лишь помню, что отдался ее воле, Возможно, и сейчас в моих мозгах туман. Я отстранился, а в ее глазах усталость, Холодный, безразличный, но такой глубокий взгляд. И грудь от боли разрывало... Это жалость, Что прошлое ей не вернуть назад. Я молча подтолкнул её игриво, Мы медленно пошли вдоль улицы пустой. И вдруг она со мной заговорила, Как люди затмевают разум глупой суетой. Она мне начала рассказывать про детство, Про юность, про семью, про первую любовь. Про то, как в жизни можно обмануться, Других винить, и наступать на те же грабли вновь. Она не плакала, не улыбалась, не смеялась. Она не изменяла свою мимику лица. Она его на встречу ветра подставляла, А я решил: она моя на зависть всем льстецам. Она кружилась в танце, поднимая руки к небу, Прикрывая бахромой ресниц зеленые глаза. Я, наконец, нашёл свою единственную королеву, Не отпущу её, чтоб не жалеть о том, как время не вернуть назад!