Я кривой иглою шкуры штопала, Солнце над озером Плавало в тумане свежей кровью Среди синего молока. Плачут волки за далекой сопкою — Знать, дело к осени. В стойбище им лайки вторят воем, У оленей красны рога.
Он колдун, он ведун, он шаман, он проклят Сам собою в трех мирах. Под его ногой танцуют камни, Или бубен у меня в груди? Скоро снег, скоро лед, скоро на охоту За оленем о семи рогах. Из косы семь прядей, дева, дай мне — Ой, режь, да не гляди, Тетиву ты мне сплети!
Как прозрачный холод веял с севера, Он говорил слова: \"Как не вспомнит солнца земля зимою, Так не вспомнить и мне его\". Я коптила рыбу зверобоем-клевером — Пой, одолень-трава! Знаки начертила я на ней стрелою, Ой, да каленою, Имени запретного!
Забудешь первый закат, За ним забудешь второй, Собаки рыбу съедят, Смешают кости с золой. И дни короче ночей, И отрастает коса, А лайки рвутся с цепей, А в их глазах — небеса. Лайки чувствуют след, Кровавый, как бересклет, И снова дикий олень Несется в алый рассвет. В тумане липком, как кровь, Он растворяется вновь, И солнце между семи, Семи кровавых рогов!
Не тебя ли гонят псы мои, шаман, В сторону зимы? Уж не ты ли сам собою предан, Луком и тетивой? До того, как упадет ночной туман В снежные холмы, Надо мне сыскать колдуна-оленя, Ой, непутевого! Только вспомнить имя бы его запретное — Станет вновь шаман собой, Меж семи рогов имя то запрятано — Станет вновь передо мной, Словно лист перед травой!