Красавица, которую я позже любил сильней, чем Босуэлла - ты, с тобой имела общие черты (шепчу автоматически "о, Боже", их вспоминая) внешние. Мы тоже счастливой не составили четы. Она ушла куда-то в макинтоше. Во избежанье роковой черты, я пересёк другую - горизонта, чьё лезвие, Мари, острей ножа. Над этой вещью голову держа не кислорода ради, но азота, бурлящего в раздувшемся зобу, гортань... того... благодарит судьбу.
Чило твоих любовников, Мари, превысило собою цифру три, четыре, десять, двадцать, двадцать пять. Нет для короны большего урона, чем с кем-нибудь случайно переспать. (Вот почему обречена корона; республика же может устоять, как некая античная колонна). И с этой точки зренья ни на пядь не сдвинете шотландского барона. Твоим шотландцам было не понять, чем койка отличается от трона. В своём столетьи белая ворона, для современников была ты блядь.
Я Вас любил. Любовь ещё (возможно, что просто боль) сверлит мои мозги. Всё разлетелось к чёрту на куски. Я застрелиться пробовал, но сложно с оружием. И далее, виски: в который вдарить? Портила не дрожь, но задумчивость. Чёрт, всё не по-людски! Я Вас любил так сильно, безнадёжно, как дай Вам Бог другими - но не даст! Он, будучи на многое горазд, не сотворит - по Пармениду - дважды сей жар в крови, ширококостный хруст, чтоб пломбы в пасти плавились от жажды коснуться - "бюст" зачеркиваю - уст!
Париж не изменился. Плас де Вож по-прежнему, скажу тебе, квадратна. Река не потекла ещё обратно. Бульвар Распай по-прежнему пригож. Из нового - концерты за бесплатно и башня, чтоб почувствовать - ты вошь. Есть многие, с кем свидеться приятно, но первым прокричавши "как живёшь". В Париже, ночью, в ресторане... Шик подобной фразы - праздник носоглотки. И входит айне кляйне нахт мужик, внося мордоворот в косоворотке. Кафе. Бульвар. Подруга на плече. Луна, что твой генсек в параличе.
На склоне лет, в стране за океаном (открытой, как я думаю, при Вас), деля помятый свой иконостас меж печкой и продавленным диваном, я думаю, сведи удача нас, понадобились вряд ли бы слова нам: ты просто бы звала меня Иваном и я бы отвечал тебе "Alas". Шотлания нам стала бы матрас. Я б гордым показал тебя славянам. В порт Глазго, караван за караваном, пошли бы лапти, пряники, атлас. Мы встретили бы вместе смертный час. Топор бы оказался деревянным.