Буфер бьется Пятаком зеленым, Дрожью тянут Дальние пути. Завывают В поле эшелоны, Мимоходом Сердце прихватив.
Паровоз Листает километры. Соль в глазах Несытою тоской. Вянет год, И выпивохи-ветры Осень носят В парках за Москвой.
Быть беде. Но, видно, захотелось, Чтоб в сердечной Бешеной зиме Мне дрожать Мечтою оголтелой, От тебя За тридевять земель.
Душу продал За трамвайный Гулкий ветерок. Ой вы, сени, Сени мои, сени, Тоскливая радость Горлу поперек.
В окна плещут Бойкие зарницы, И, мазнув Мукой по облакам, Сытым задом Медленно садится Лунный блин На острие штыка...
1942
Когда мы уезжали из Москвы, был очень сумрачный и холодный декб, снег слежался и было скользко. Состава не было, и все слонялись и суетились у огромного вала имущества, наваленного на снегу. Было очень много огромных японских кованых сундуков. По радио передали: "Наше положение ухудшилось, врагу удалось прорвать нашу линию обороны..." Никто не знал этого. Был получен странный приказ: "Если до 1 часу состав не будет подан - бросать все и идти пешком на Муром". Я быстро пошел в город, дозвонился отцу и узнал, что он тоже, вероятно, уезжает. Я купил пару булок - это были мои последние покупки в Москве - в кармане у меня осталось 70рублей. В пути мы были 20 суток... (ТРД, фрагмент дневниковой записи от 19 дек. 1941). Ну, это песня таких военных времен, называется..: По-разному ее называли... "Прощание с Москвой" ее называли. В романе "Этот синий апрель" она названа "Прощание с Москвой". Называлась "В поездном карауле". Неважно...