По Мехико бродил я наудачу, выгуливал мустанга в поводу. Гляжу – сидит роскошная мучача за столиком в мескитовом саду.
Глаза такие грандес, будто песо. И главное - числом не меньше двух. На запах ее утренней сервесы слетелись тучи ос, шмелей и мух.
«Сеньора, - говорю, - буэнос диас! Кетцалькоатль храни Вас от всего. Ах, до чего ж Вы сложены на диво и вычтены на диво до чего!
Для Вас готов я съесть живую мамбу и кактус подложить себе под зад. И даже получить разряд по самбо - по румбо у меня давно разряд.»
Она в ответ: «Оставьте комплименты. Я слишком много выпила вчера. Ведь это же и ежику компрендо, что я бесамемучаюсь с утра.»
«Сеньора, - говорю, - пред Вами – мачо! И все, что под сомбреро тут - для Вас. Поехали скорей ко мне на ранчо - что в прерии затеряно как раз.
Там возле рио чудное бунгало и вид на конопляные поля. И жареный койот глядит с мангала на начатый бочонок мескаля.
А кончится мескаль - добавим чачи и будем слушать два часа подряд, как бегают по пончо кукарачи и кактусы столетние шумят.»
Она в ответ: «Послушайте, мой милый, с похмелья даму теребить нельзя. Купите лучше мне кило текилы, и тихо разойдемся как друзья.»
«Сеньора, - говорю, - ведь Вы же спьяну разбили мне навеки корасон! И отняли надежду, что маньяна он будет биться с Вашим в унисон!»
И, медленно рыдая в ритме танго, не различая, где перед, где зад, взобрался я на верного мустанга и бросил на нее прощальный взгляд...
И вдруг – не знаю, что со мною сталось - я родинку заметил на виске: «Ты – дочь моя, что в детстве потерялась! Там все терялось, в этом бардаке,
где мы ютились с тёщею и тестем. У нас пропало множество вещей. Мы все потом нашли при переезде, тебя ж не обнаружилось вообще. И вот теперь нашлась ты! Дай свой адрес, я тонну леденцов тебе пришлю. Ведь ты ж моя чикита, я твой падре, и, падре буду, я тебя люблю!»
Она в ответ: «Везет же мне на кадров с утра пораньше, Господи, прости! Катись-ка, падре, ты к такой-то мадре, и хватит околесицу нести.»
И я поехал прочь, печали полный - шлимазл, хотя и дожил до седин. Но кто-то ведь терялся, я же помню... А может, то не дочь была, а сын?