Стоит нырнуть – и увидишь обрыв в глубине реки. Тотчас окружат полчища рыб, точно пузырьки. Влепит удача резиновой трубкой в уста печать – Только б не видеть, не слышать вопроса, не отвечать! Вот и не видь, и закрой глаза, и плыви – назад. Глянь, как стремнины, что мы одолели, грозой грозят. Жизнь – это чаша смертельного сна. Что ж. Выпей до дна.
Выпей до дна это крымское солнце: горчит слегка. Помнишь: закат к Аю-Дагу несется по облакам. Помнишь, как ты на приморской скамейке который час Пряталась ночью, считала копейки прощальных фраз… Ладно, не пряталась. Все я придумал – поди, проверь! Ты как всегда: услыхала беду, распахнула дверь! Только бедою вины не избыть. Все. Прервана нить.
Прежде – не лучше: спасали друзей, не спасли себя. Доблестно штопали души, а те от прорех рябят. Трудная жизнь у катетера в вене: чуть что – и смерть. (Если тебя разлюблю на мгновенье – смотри, не сметь!) Слушай меня: мы такое прошли, неужели – зря? Помнишь ли ты, как у ночи безумьем глаза горят? Будто из мрака сгущается враг. Да. Было и так.
Вот я и он: кто мы были в то лето? а кто теперь? Ты между нами металась, как в сети попавший зверь. Как лепестки, месяца обрывала: мол, «Жить – не жить?» Сладко ли было мечтой небывалой судьбу крушить? Как ты решилась тогда хоть на малость – хотеть? Суметь? Как же тебе провести удавалось меня, – и смерть? Кто тебе вынул счастливый билет? Я ль? Разницы нет…
И, наконец, на начало начала поставь иглу. Помнишь, как я чуть не в полночь примчался? Как сел в углу? Сколько ни пелось, а все было страшно попасть в клише. Лучшие стрелы, полный колчан – да не в ту мишень. О, эти блики волшебных экранов – падет любой! Но из неведенья, сна и обмана встает любовь. Раньше нас не было, не было, нет, Мой утренний свет.