Вот и дворы Собачей слободы, Обязанной своим названьем сворам Бездомных псов и сучек подзаборных, Таскающих пустые животы По пустырям окрестным и за город Сбегающих весной от живодёрок До ближних дач на Старые пруды Всем табором подальше от беды…
Но это в прошлом. Ныне Живодёр На пенсии лишь изредка припомнит Минувшие баталии и бойни, И, как, конечно, истинный актёр, В антракте между пивом и «козлом», Припоминая в лучшем свете драки, В пылу рукою машет, как веслом, Плывя по морю бесконечной враки.
Его безумный пафос и дискант Пугает одинокую сороку. И с крыши довоенного барокко Она взлетает, выбросив «десант» Оратору на лысую макушку, И наутёк, как заяц, лихо скачет По воздуху. А ей вослед собачий Палач пускает матом, как из пушки!
На эту жизнь глядящий Обыватель Глаза спросонья чешет кулаком И, запивая сахар кипятком, Выводит в ученической тетради: «Вам пишет аноним-доброжелатель. Прошу покорно разобраться в факте. Сегодня утром гражданин Голицын Обматерил беспомощную птицу. Сегодня – птицу; завтра – человека. Потом, глядишь, чего-нибудь и свистнет. Как полномочный представитель ЖЭКа Прошу его арестовать и выслать!»
В кругу семьи Инспектор делит тортик, С улыбкой вспоминая этот опус, Покуда под столом пыхтящий отпрыск Из анонимки крутит самолётик. Ещё не знает он, что, как нарочно, Донос нырнёт собачнику в окошко, Что разъярённый Живодёр, уснувши, В прекрасном сне доносчика задушит!..
Ирония – невыгодный художник. Но в век прогресса как-то не до чувств. Приходится крутиться и кручусь, Чтобы в глазах читательской таможни Не выглядеть ослом и динозавром, Наследником слезливого Бальмонта, В стихи, как специй, добавляю понта, Жаргона новостроек и базара.
Смакуя жизнь, как сахарную вишню, Счастливый оттого что безработный, Сижу и сочиняю эти вирши, Хихикая над каждою находкой.
И скачет сердце – сумасшедший мячик По подворотням слободы Собачей, Ныряя в пасть дворняге, чья порода Дала названье этим огородам.