Леха Чьих, фармазон, подогнал фуфеля Скрасить вечер за стирами в "очко". Она круто вошла: ножки, груди о-ля, Я б всю жизнь с ней сидел в одиночке. Веня лепень одел и расплавился весь, Пальцы веером, "Здрасте гражданка, Вам наверно еще не сказали, что здесь Сейф лохматый ваш вскроют как в банке."
Он, довольный собой, подкатил на контакт, Он по сейфам - ученая степень, А она, плюнув на пол, ему просто так, Вынув ствол, продырявила лепень. Всем сказала сидеть, мы уважили ствол, А она как ни в чем не бывало Свою шляпку каре положила на стол, Из декольте маляву достала.
Веню жалко, хорошим он кольщиком был, Не по воле красючке простили, Пулю в ствол ей действительный вор зарядил И писал, чтоб ее полюбили. Слышь, с такого начала не делают дел, Ты же с виду не катишь по масти, Леха Чьих прохоря через край насадил, А тебе дырку сделать как здрасте.
Завтра авторитет просит в гости в Москву, Есть дела, да малина подсела. С ихней квалификацией только в тюрьму, А тверским, мол, не в кипеше дело. Надо людям помочь, собрались на гастроль, Взяли вместе с мешками карету, А делить стали филки, заныла мазоль: Я за Веню был с авторитетом.
"Я всю долю мою оставляю в общак Мне не надо не много, не мало, Дай красючку свою, попахать с ней ништяк, Ту что Веню в Твери рассчитала". Вор достал портсигар, папироски скомкал, Он слегка приподнялся с трамвая, И сквозь зубы с такою тоскою сказал: "Забирай, я тверских уважаю".
"Как зовут-то тебя?" - я спросил у нее, "Милка" - нежное девичье тело, "Разряжайся, сегодня ты будешь мое, Чтобы не было здесь беспредела". Вор, как видно, ее больше жизни любил, Только чувства не выдал, поднялся, И не глядя в нее, барабан разрядил, Начал что-то толкать, но сдержался.
А в тверском ГПУ молодой оперок Шил дела с пролетарским размахом. На столе у него я прочел некролог, И кольнуло в груди, под рубахой. "Была зверски застрелена бандой в Москве На задании Савина Мила" На ментов ведь работала - дым в голове, А вора не спалила, любила...