Леха Чих, фармазон, подогнал фуфеля Скрасить вечер за стирами в очко. Она круто вошла: ножки, груди а-ля, Я б всю жизнь с ней сидел в одиночке. Веня лепень одел и расплавился весь, Пальцы веером: “Здрасьте, гражданка. Вам, наверное, еще не сказали, что здесь Сейф лохматый ваш вскроют, как в банке?”
Он довольный собой, подкатил на контакт. Он по сейфам - ученая степень, А она, плюнув на пол, ему просто так, Вынув ствол, продырявила лепень. Всем сказала: “Сидеть!” Мы уважили ствол, А она, как ни в чем не бывало, Свою шляпку-каре положила на стол. Из декольте маляву достала.
Веню жалко, хорошим он кольщиком был! Не по воле красючке простили: Пулю в ствол ей действительный вор зарядил И писал, чтоб ее полюбили. “Слышь, с такого начала не делают дел. Ты же с виду не катишь по масти. Леха Чих прохоря через край насадил, А тебе дырку сделать, как “здрасьте”.
Завтра авторитет просит в гости в Москву, Есть дела, да малина подсела. С ихней квалификацией только в тюрьму, А тверским, мол, не в кипише дело. Надо людям помочь, собрались на гастроль. Взяли вместе с мешками карету, А делить стали филки, заныла мозоль. Я за Веню был с авторитетом:
“Я всю долю свою оставляю в общаг. Мне не надо ни много, ни мало. Дай красючку свою, попахать с ней ништяк. Ту, что Веню в Твери рассчитала”. Вор достал портсигар, папироски скомкал. Он слегка приподнялся с трамвая И сквозь зубы с такою тоскою сказал: \"Забирай, я тверских уважаю\"
\"Как зовут-то тебя?\" - я спросил у нее. “Милка”. – “Нежное девичье тело, Разряжайся, сегодня ты будешь моё, Чтобы не было здесь беспредела\". Вор, как видно, ее больше жизни любил, Только чувства не выдал, поднялся. И, не глядя, в нее барабан разрядил, Начал что-то толкать, но сдержался.
А в тверском ГПУ молодой оперок Шил дела с пролетарским размахом. На столе у него я прочел некролог И кольнуло в груди под рубахой: \"Была зверски застрелена бандой в Москве На задании Савина Мила\". На ментов ведь работала - дым в голове, А вора не спалила, любила.