Не дыши на меня и не сдавливай грудь; Я устал и обмяк и чуть-чуть, Только самую малость хочу отдохнуть От скандалов твоих, от друзей-забулдыг, Перегаров пропитых и прочих синюх и ханыг. И от дыма табачного белая тюль отдаёт желтизной. И засалена дверь, как руками берутся, когда сюда прутся толпой.
Не обласканная, а пропитая, как ханыга, Мутноглазая, рожа красная. На столе в переплёте обтрёпанном книга. И по комнате грязь, и воняет мочой, как в помойке. И в угаре блатном проститутки поют, И поутру трясутся пропойки.
Рай земной в бутыле, по три десять цена, Как икота с похмелья, проходит она. И паршивая тварь, чтобы дали глоток, заскулит. Льнёт, ласкаясь, шутя, улыбается, льстит, На карачках ползёт и, хрипя, как навзрыд, закричит: «Я в уплату долгам, как нальёте, вам телом отдам. И как верная блядь, в том, в чём мать родила, Буду петь, и плясать, да налейте — так в чём же дела?!» А хлебнув из горла, помутнели глаза, И она поползла по углам.
На столе весь бардак, и упали цветы: Луговые ромашки из банки не для красоты, Просто нечем запить эту жутко дрянную Ризоль. Нажралась одна блядь и вопила какую-то чушь, Успокоилась лишь и с собой позвала, Когда кто-то сказал: «Я твой муж».