В 91 году у нас рухнуло государство как институт. Все, что отстраивалось на этом месте было пародией. Это были квазиинституты. Они были маркетизированы. То есть вертикальная система управления была маркетизирована. Она была приватизирована так, как приватизируют ларьки и магазины. Но когда вы теряете государство, есть два способа самоорганизации общества. Первый – это коррупция, а второй – это резня. Мы выбрали коррупцию. В прошлый раз мы выбрали резню. После краха государства. Не факт, что с помощью коррупции можно избежать резни. Пока удается. Но надо понять, что с 90го года КОРРУПЦИЯ ЯВЛЯЕТСЯ СПОСОБОМ УПРАВЛЕНИЯ СТРАНОЙ. Наша коррупция – это вообще не коррупция в том смысле, в котором об этом говорят наши западные коллеги, потому что у них есть, было государство какое-то, а на него нарастала уже некоторая коррозия. А у нас это есть сама система, ее сущность.
Что такое постсоветская революция? Была страна, которая осуществляла некую миссию. У нее была элита, которая была заточена на эту миссию. Вот эта миссия выпала. Она растворилась. И вот эта самая публика поняла: зачем, зачем это все, когда это можно окэшить (cash – наличные). То есть задача какая была? Конвертация административного ресурса, административного капитала. Для того, чтобы ее конвертировать эффективно, надо освободиться от обременения. Все, что раньше было связано с империей, с миссией - это обременение. Обременение – это коммунистическая система. Обременение – это соцлагерь. Обременение - это армия, оборонка, промышленность, всякая промышленность, потому что вы превращаете ликвидное сырье в неликвидную деталь. А экономика была построена на другом принципе нежели конкуренция. Образование, наука, культура, этика – это все обременение. И весь процесс, которые идет, а он еще не закончен, он был приторможен в двухтысячные годы, - это освобождение от обременения. И эту систему переломить невозможно. - То есть бороться с этой системой невозможно? Я очень боюсь борьбы с коррупцией в коррупционной системе. Не секрет для нас, что в правоохранительных органах существует «до сих пор еще неизжитая» коррупция. Когда вы даете этой системе мандат на борьбу с коррупцией, не меняя системы, не меняя стимула ее, то борьба с коррупцией становиться самым мощным и самым сильным инструментом и орудием коррупции. Причем уже коррупции на крови. То есть здесь уже предметом коррупции являются репрессии. Может быть тогда и не надо с ней бороться? Вообще, коррупция коррупции рознь. Например, очень высоко коррумпированные страны, Южная Корея, например и другие азиатские тигры, - это абсолютно коррумпированные страны. Но они очень быстро развивались. Потому что корейскому вороватому чиновнику, которого, кстати за это могут и казнить, в голову не придет списывать страну. Если он берет взятку, то на этом основании он страну не списывает. Наши же… Понимаете, это же мародерская система. Она сама по себе мародерская. Они каждый раз последний день гуляют. И каждый день удивляются: ё-моё, а она еще сама шельма родит, кричали они в пылу гордыни, понимаете. Это совершенно другой тип коррупции. Русскому человеку нужна миссия. Нужна задача, выходящая за рамки выпалывания огорода. Вот это все, протестантская этика, это у нас не работает и работать не будет, потому что русский народ - имперский. Имперский народ. Это его миссия – склеивать это огромное евразийское пространство и он существует так. Заметьте, ведь он никогда не создает за пределами России, а у нас огромная эмиграция, сейчас она вообще колоссальная, но она никогда не создает устойчивых национальных диаспор, как это делают почти все остальные. Потому что это имперский народ. Потому что он не живет национальными диаспорами, он так не существует.