Как варяг, наблюдающий нравы славян, я вхожу в перепутья своей стороны - будто в омут, смущаясь отсутствием дна и дивясь: отчего до сих пор не тону? Разрушенья встречают меня тут и там, и ненастье ложится на сердце моё... Помрачнев, я исследую местных князей. Столь курьёзны, нелепы и странны они, что какой-нибудь звероподобный тиран рядом с ними, наверное, был бы красив (если б нечисть могла обладать красотой). Коли так, то чего ожидать от рабов? Всякий проблеск у них обращается в дым, словно тайна, поведанная дураку, или сказка, рассказанная невпопад... Бедный сказочник! Лучше бы ты онемел. Здесь недолго творенье твоё проживёт. Этим людям присущ разрушительный зуд - от природы, измлада до самых седин. Как доныне они расчленяли и жгли, так и завтра пойдут расчленять и сжигать... Досмотрю, как уходит из мрака во мрак девяностый с начала столетия год. Осознаю, что не был он легче ничуть предыдущих восьмидесяти девяти, - и печали умножатся в сердце моём, хоть немало печально оно и теперь...
Тихо. Передо мной золотая дорога. Блещут по сторонам - справа лазурь, слева пурпур. Сзади - кто-то глядит мне вослед не отрываясь. Боже! Не осуди меня строже, чем должно.