Мы видим, как из стеклянных врат на поле, где самолёты в ряд, выходит некто (на первый взгляд, весьма невзрачного свойства) и, пользуясь темнотой, тайком шагает по полосе, причём в руке несёт чемодан, а в нём - взрывательное устройство.
До взлёта десять минут, и он спешит, беззвучно топча бетон; он к трапу близится, возбуждён, но бдителен до предела, и лезет крадучись в самолёт, и бомбу в брюхо ему кладёт, и прочь неслышно бежит, как кот; а дальше - не наше дело.
Мы видим то, что уйдёт от глаз людей, чего не узрит подчас контроль (имея высокий класс и чуткие мониторы); зажёгся запад или померк, среда на свете или четверг, не дремлем мы - особые сверх- секретные спецприборы.
Нам виден всякий дефект, распад, диверсия - или другой разлад, но мы не из тех, кто бьёт в набат и мечется оголтело; на наших глазах, не входя в контакт ни с кем, субъект совершает акт, и мы констатируем этот факт, а дальше - не наше дело.
Мы видим, как самолет застыл на старте, как он крыла раскрыл и замер, будто совсем без сил (хоть выглядит исполином); слуга моторов, а не речей, он верен воле, не важно чьей, поскольку ведает связь вещей, доступную лишь машинам.
И вот - почувствовав эту связь, он дрогнул, и подался, кренясь, и вся структура его взвилась и радостно загудела; взлетает он, серебрист и наг, и бомба в нём говорит «тик-так»; момент - и всё покрывает мрак, а дальше - не наше дело.