Прямо сейчас, до торгов, до переоснастки, до немоты, то есть, пока есть откуда выступить и куда, - начнись, речь моя. В тугую оденься ткань, облекись в черты. Обрети власть ферзя. Тело гимнастки. И уж тогда,
чем-то таким став, чего сама ни в поле не спрячешь, ни взаперти, не усмиришь, не просеешь сквозь решето, седлай весь табун. Бери добровольцев сотню и вскачь лети. А потом дашь нам знать, если доскачешь, как там и что.
Там - это там, где (пред тем в пути не ужаснувшись много чему) ты задрожишь, вдруг узрев себя в сонме божеств, одно из которых, лёгкую длань свою поднеся к челу твоему, дрожь смягчит, еле коснувшись. Царственный жест,
Не приникай к той руке. Рука, она ненадолго. Всё учтено. Не привыкай к ней, она издалека. Всмотрись только в контур. Да на запястье тонком заметь пятно. Некий знак, род клейма. Вряд ли наколка. Наверняка
он не таков, как о нём предания повествуют, этот рубец. Путаных мест в древних книгах что саранчи. Кураж, речь моя. Я затихаю, ибо велел мудрец: о богах говори, что они существуют. Либо молчи.
Впрочем, потом всяк поймёт тебя даже по-рыбьи. Со словарём. На языке стад и стойбищ, озёр и лагун. Когда, выгнув спину, ты возвратишься вечером, вряд ли днём, сообщить, что в пути добровольцы погибли, как и табун.
Год проведя не с тобой, без малейшего толка, как не живя, то-то собьюсь я при встрече! То-то же я скажу сам себе: шире глаза, горбун, это речь твоя. Улыбнись ей скорей, она ненадолго.