Михаил Щербаков - Концерт в "Гиперионе" (08.02.2015) | Текст песни и Перевод на русский

• Тексты песен
• Михаил Щербаков
• Концерт в "Гиперионе" (08.02.2015)

08 февраля 2015 года
Книжный клуб-магазин "Гиперион", Москва

01-Менуэт (На берегу, что прян и цветист...)
02-Застольная (Долго ли, коротко случай судил...)
03-Бродяги (Пес их знает, бродяг...)
04-Кадриль (Никакой жасмин под окном не пах...)
05-Сентенциозные куплеты (Слава тебе Господи, хорошая погода...)
06-1992 (Ближе к селенью, там, где река...)
07-Меж этим пределом и тем..
08-Завещание безумца (Спешите видеть...)
09-Века плывут, подобно китам...
10-Петербург (В городе, где задушен был император Павел...)
11-Балтийские волны (Норд-вест, гудки, синева...)
12-Кого люблю, того не встречу...
13-Волк (Ты - чёрный волк...)
14-Песенка (В походных своих забавах...)
15-До поезда (До поезда ещё минута...)
16-Нет, любезный родич...
17-Инициалы (Аменхотеп! Ты помнишь тот мотив...)
18-Серенада (Горный озон прохладной тучей...)
19-Deja (Не может быть, весна, весна...)
20-Все твои, цыганка, я слова знаю...
21-Памяти всех (Что в чужом краю, что в отчем...)
22-Если (Если пойдёшь ты пешком...)
23-Не ради спорта перед сном...

Нет, любезный родич…

Нет, любезный родич, нам не тошно:
подати не сверх того, что должно
платим, в церковь ходим, хороводы
водим, что найдём - кладём в комоды.

Винная торговля зря боялась:
всюду новоселье и застолье,
челядь заняла господский ярус,
жители мансард ушли в подполье.

К празднику уездный титул нашим
выселкам вручён гонцом монаршим.

С музыкой, среди нарядных ёлок
городом объявлен наш посёлок.

Чьи теперь задворки? Чья мансарда?
Где подпольной фронде взять азарта,
чтобы обличать в достойной мере
тех, кому и так никто не верит?

Тут бы ты и сам в тупик упёрся,
так что я, конечно, не к тому, что
зубы, мол, сломались, грифель стёрся.
Нет, я лишь о том, что нам не скучно.

Тяжко лишь, когда в ночи за толщей
тьмы как будто вой, как будто волчий.

А потом с утра в посёлке толки -
дескать, это там не просто волки.

Тьмой не удивишь, а толк тревожит -
вынести его не всякий может.
Кое-кто из нас уже не вынес -
выехал навек и вещи вывез.

Мы вдогонку, не фальшивить дабы,
как на сцене тенор в час дуэли,
нынче не поём: куда, куда вы?
Было бы куда, и то не пели бы.

Редко где теперь не реет гордо
тень посёлка или даже города.

Да, игра без шансов, да, причуда.
Некуда, но лишь бы вон отсюда, да.

Прежний комендант опять в высоком
кресле - обошлось условным сроком.
Избран в бургомистры он в два счёта
кем-то, то есть нами, кем ещё-то?

В церкви он крестился и венчался,
на цветном портрете лба не хмурит.
Кое-кто из нас уже скончался,
кое-кто, как я, пока зимует.

Живы – значит мёрзнем – значит живы.
Вместо дров конспекты жгу, архивы рву.

То-то был словарь толковый пухлый,
а и он сожжён уже до буквы «У».

Между тем в ДК банкет с концертом.
В ложу бургомистра чай с десертом
подан, то есть чай, не чай, но властно
избранный отодвигает яства.

Он теперь не ест, боясь отравы,
так что блюдо прочь плывёт послушно,
а со сцены стон: куда, куда вы?
Это я к тому, что нам не скучно, нет.

Даже если фронда зубы вставит,
городом посёлок наш не станет, нет.

Мало ли там кто отравлен в ложе
или обезглавлен даже, тоже нет.

Всё же индекс новый наш уездный
в скобках укажу, а ты, любезный
родич, наизусть его заучишь,
не быстрее, впрочем, чем получишь.

Почта не спешит, не будь в обиде -
в среднем на письмо не меньше года.
Даже если сдать в открытом виде,
всё равно проверка, правка, то да сё.

Не ради спорта перед сном…

Не ради спорта перед сном вокруг квартала три версты,
не за коробкой папирос дурных, не, паче, для кровопролитья,
но ради только красоты я выбегал из общежитья
в объятья сумеречных грёз и ангелов земных.

Один из них, верней одна,
не пылко мною обожалась,
но с нею мне воображалось,
что злоба дня отменена.

Или что все уже экзамены - безнадежные, не пойми про что,
Сдал я на «удовлетворительно» или на «хорошо».

Я был не слеп и знал, что сам увижу, если доживу,
как век пещерный не свихнёт копыт, переходя в такой же новый,
что полюбуюсь наяву, как птеродактиль двухголовый
на поднебесье посягнёт и ангелов стеснит.

Я не в заморской жил стране -
мне выбора не оставалось,
и это мною сознавалось,
но признавалось не вполне.

Так прогульщику нипочём понедельник, школа, семья, тюрьма, сума.
Так не верит умалишённый, что выжил он из ума.

Воскликнуть мог бы я теперь, когда уж поздно за моря,
когда на север и на юг – Сибирь, но и туда нельзя без визы:
Скажи, прелестница моя, зачем улыбкой Моны Лизы
ты мне внушала, что вокруг цветник, а не пустырь?

Зачем причёской Жанны д'Арк
ты так в витринах отражалась,
что туго мне соображалось,
идя к метро Филёвский парк?

Что за уникум здешний «сапиенс»? Режь его, распыляй, стирай с лица.
Всё он делает вид, что это к нему не относится.

В ответ кокетка не смолчит, но раньше, чем поймёт вопрос,
пожмёт плечами – дескать, мал ты был, и лишь затем чело насупит.
Она ведь думала всерьёз, что понедельник не наступит,
ведь он и впрямь не наступал, пока не наступил.

И ей не раз ещё потом
в пустых мерещились витринах
виденья с крыльями на спинах,
но не с шипами и хвостом.

Быстро кончилась шоколадка, которую, уезжая из Филей,
мы купили за сорок восемь копеек или рублей.