Ой, не троньте, отойдите, я болею, я страдаю, я не знаю, я ищу. Ой, желаю прокричать, но не умею, а умею промолчать, но не хочу.
Ой, другому, чай, попроще да полегче: угадал, зарифмовал и все дела. Мне ж подайте, что пожёстче да похлеще, да, вдобавок, чтоб концепция была.
Я и так уже и сяк, а всё не ладно, уж и рифму поразвесистей кладу. И выходит вроде складно и нарядно, а в концепцию никак не попаду.
А приятель мой, учёный и влиятельный, твердит, что это дурь всему виной, Что к концепции, ну, кроме апперцепции, и рифмы даже нету ни одной.
А родитель мой с ухваткою ораторской внушает: "Мол, не будь умней отцов. Мол, куда ж тебе с повадкой саратовской. Подумаешь, сыскался философ!"
А учитель мой, очкастый и лобастый, справедливо завершает общий суд: "Мол, ты пиши себе и без толку не шастай, а концепцию, чай, после подобьют".
Вот и думай, что тут делать, кто поможет, то ли рифму небывалую искать, то ли просто продолжать, как бог положит, то ли к тётке в глушь, в Саратов - отдыхать.
Что ж, давайте, если только вам не хлопотно: катайте, разъясняйте, что к чему. Я ж неграмотный, я дикий, я неопытный, валяйте, всё безропотно приму.
Я не знаю ни немецких, ни турецких, ни каких ещё других мудрёных слов, я не плавал на судах рыболовецких у советских Соловецких островов.
Вы Олимпа моего не различите, на который я взбираюсь со всех ног... Но приятель мой, родитель и учитель у подножия сплетают мне венок.