Когда не долг бы владеть собою, я выл как волк бы. Но я не вою. Собой владею. Даже не лаю. Хоть и умею, да не желаю.
Допустим, осень. Век девятнадцатый кончается, кряхтя. Во вторник, в восемь - проспект шумит как неразумное дитя. И некий некто, достатка явно небольшого господин, в конце проспекта сидит со скрипкой на скамейке, сам один.
Напряг он руки, но не играет, а словно звуки перебирает. Одет не очень, скорей по лету. Но шляпы, впрочем, с ним рядом нету.
Меж тем всё туже сжимает сумрак не дожатое к восьми. И рельсы тут же. Но не трамвай по ним, а конка с лошадьми. Скрипач в смятенье: никак музыка не даётся, почему?.. И вдруг - виденье сигналит веером из сумрака ему.
В кудрях заколка. Запястья тонки. То - незнакомка в окошке конки. Глядит кокетка туда, где скрипка. И, как монетка, летит улыбка.
И чуть не плача бедняк бежит за незнакомкой завитой: а вдруг удача? А вдруг тот самый неразменный золотой?.. Мечтатель бледный! Каких ты лакомств на базаре наберёшь - на этот медный, на виды видевший зелёный этот грош?
Признать фиаско. В чулан забиться. Поскольку сказка не может сбыться. Но сердце тает, сомненье гложет: никто ж не знает, может и может...
Какая мука! Бывало, счастию кричишь: останься, эй! В ответ ни звука. И только искры от залётных лошадей. Вдогонку мямлишь: при чём тут веер, дескать, осень на дворе! А сам - упрям лишь. Но неудачлив и одет не по поре.
Заснул богато. Очнулся бедно. Былое злато померкло медно. Удач не стало. Гроши, алтыны. Была мечта-а - и нет мечты-ы. Какая мука!..
Но сердце тает - и, с кем неведомо печалями делясь, скрипач играет. Виденья схлынули, музыка удалась.