Надеюсь, близорукость моя была отчасти полезна: просеянные, соблазны реже захлёстывали, дразня. Но чувствую, что с накипью заодно отсеялась бездна, в которую не вгляделся я, глаза пожалел. А зря.
Не стоило их жалеть, на то и глаза: поплачут-помокнут — и в самой пустой обыденности метафору уследят. Хотя, коль скоро снова дойдёт до слёз, метафоры не помогут. Скорей всего не помогут, но навряд ли и навредят. Смотри, возник сквозняк, задышал камин. Зола золотиста. Качнулся в круглой чашке красный морс, похожий на Марс. И прямо с утра газетная злоба дня, мечта куплетиста, разбита сама на строфы и читается, как романс.
Куплет насчёт погоды пуще других затейлив и жуток: в бюро прогнозов нынче новый барометр, грамотей. С антенной он всемирной соединён, ему не до шуток. Его послушав, хочешь не хочешь, падай и холодей. Но я куплю фонарик «Светлячок», похожий на светоч, и выйду в ночь, накинув зелёный плащ, похожий на плющ. А ну как тот барометр в бюро не больно-то и всеведущ? И весь его ледяной кошмар не очень-то и грядущ?
Смотри, скажу туземцу встречному я (ежели встречу), не та ли, смотри, младая вон там, за облаком, где лучи? Ей должное воздал легендарный грек певучею речью — по памяти, ибо видеть уже не мог. А ты различи. Слетевшая с воздушного своего безгрешного ложа, не знающая об опасностях, свободная от клише — тебе, дикарю, явиться она спешит, ни на что не похожа. Её не догонишь ты, но хоть порадуешься в душе.