Мне снится стол обеденный, на скатерти - зола, Все выпито и съедено, и женщина ушла, И друг сидит, коньяк глуша, покинувший Париж - Он заглянул, чтоб не спеша сыграть со мною в бридж. И карты, пеплом мечены, слетают со стола. Я думаю о женщине, которая ушла... А утром вновь осознаю, что друг давно в раю, Что сам прогнал я женщину свою.
Из жизни вырванный кусок тоской заполнил рок. За ворот сыплется песок, и заворот кишок. Опять меня схватила тьма, обьяла кутерьма - Беды дурман, зимы чума, иль я сошел с ума? Я бьюсь в молчащие врата, к печали пригвожден, И как укор немого рта - молчащий телефон. Мой голос беден, ум мой стар, и в комнате пожар... Но это - всего-навсего кошмар.
Политика искания приобрела резон: Я в неком даровании никем не превзойден! И что во мне нашел народ - сам черт не разберет: Я приглашен на Новый Год на десять лет вперед! Снобы, полны внимания, приходят налегке Об неком даровании узнать, шо це таке. Мечты понизились в цене, и я ищу во сне, Кто искренне обрадуется мне...
Когда-то мне подметки жгло, везло от слова "зло", Я думал, счастие пришло - а вышло барахло. Сияли звездные верха, свидетели греха: Созвездье Ржи, созвездье Мха, созвездье Лопуха... Но боль моя дарована другому за пятак, А мною зацеловано не то, не там, не так. Ах, мне проснуться бы в аду, с греховностью в ладу! Но я встаю и завтракать иду...