Мало ли чем представлялся и что означал твой золотой с бубенцами костюм маскарадный — в годы, когда италийский простор виноградный звонкие дали тебе, чужаку, обещал...
Ведь не вышло, и музыка не помогла. Небо поникло, померкло. Дорога размокла. Даль отзвенела и, сделавшись близкою, смолкла, смолкла — и оказалась не сказкой, а тем, чем была.
Мало ли что под руками твоими поёт — скрипка, гитара, волынка, шарманка, челеста... Время глядит на тебя, как на ровное место, будто бы вовсе не видит. Но в срок призовёт.
Ворожишь ли, в алмаз претворяя графит, или чудишь, бубенцы пришивая к одежде, — в срок призовёт тебя время; вот разве что прежде, прежде даст оправдаться — и только потом умертвит.
Мало ли кто, повторяя канцону твою, скажет, вздохнув, что «в Италии этаких нету»... Самый крылатый напев, нагулявшись по свету, так же стремится к забвенью, как ты к забытью.
Не вздохнуть невозможно, но верен ли вздох? Право, шарманщиком меньше, шарманщиком больше... Всё, кроме боли, умолкнет и скроется, боль же, боль же — вечно была и останется вечно. Как Бог.