Я к вам пишу случайно; право Не знаю как и для чего. Я потерял уж это право. И что скажу вам? — ничего! 5 Что помню вас? — но, боже правый, Вы это знаете давно; И вам, конечно, всё равно.
И знать вам также нету нужды, Где я? что я? в какой глуши? 10 Душою мы друг другу чужды, Да вряд ли есть родство души. Страницы прошлого читая, Их по порядку разбирая Теперь остынувшим умом, 15 Разуверяюсь я во всем. Смешно же сердцем лицемерить Перед собою столько лет; Добро б еще морочить свет! Да и притом что пользы верить 20 Тому, чего уж больше нет?.. Безумно ждать любви заочной? В наш век все чувства лишь на срок; Но я вас помню — да и точно, Я вас никак забыть не мог!
167 25 Во-первых потому, что много, И долго, долго вас любил, Потом страданьем и тревогой За дни блаженства заплатил; Потом в раскаяньи бесплодном 30 Влачил я цепь тяжелых лет; И размышлением холодным Убил последний жизни цвет. С людьми сближаясь осторожно, Забыл я шум младых проказ, 35 Любовь, поэзию, — но вас Забыть мне было невозможно.
И к мысли этой я привык, Мой крест несу я без роптанья: То иль другое наказанье? 40 Не всё ль одно. Я жизнь постиг; Судьбе как турок иль татарин За всё я ровно благодарен; У бога счастья не прошу И молча зло переношу. 45 Быть может, небеса востока Меня с ученьем их пророка Невольно сблизили. Притом И жизнь всечасно кочевая, Труды, заботы ночь и днем, 50 Всё, размышлению мешая, Приводит в первобытный вид Больную душу: сердце спит, Простора нет воображенью ... И нет работы голове... 55 Зато лежишь в густой траве, И дремлешь под широкой тенью Чинар иль виноградных лоз, Кругом белеются палатки; Казачьи тощие лошадки
168 60 Стоят рядком, повеся нос; У медных пушек спит прислуга, Едва дымятся фитили; Попарно цепь стоит вдали; Штыки горят под солнцем юга. 65 Вот разговор о старине В палатке ближней слышен мне; Как при Ермолове ходили В Чечню, в Аварию, к горам; Как там дрались, как мы их били, 70 Как доставалося и нам; И вижу я неподалеку У речки, следуя пророку, Мирной татарин свой намаз Творит, не подымая глаз; 75 А вот кружком сидят другие. Люблю я цвет их желтых лиц, Подобный цвету наговиц, Их шапки, рукава худые, Их темный и лукавый взор 80 И их гортанный разговор. Чу — дальний выстрел! прожужжала Шальная пуля... славный звук... Вот крик — и снова всё вокруг Затихло... но жара уж спа́ла, 85 Ведут коней на водопой, Зашевелилася пехота; Вот проскакал один, другой! Шум, говор. Где вторая рота? Что, вьючить? — что же капитан? 90 Повозки выдвигайте живо! Савельич! Ой ли — Дай огниво! — Подъем ударил барабан — Гудит музыка полковая; Между колоннами въезжая, 95 Звенят орудья. Генерал
169 Вперед со свитой поскакал... Рассыпались в широком поле, Как пчелы, с гиком казаки; Уж показалися значки 100 Там на опушке — два, и боле. А вот в чалме один мюрид В черкеске красной ездит важно, Конь светло-серый весь кипит, Он машет, кличет — где отважный? 105 Кто выдет с ним на смертный бой!.. Сейчас, смотрите: в шапке черной Казак пустился гребенской; Винтовку выхватил проворно, Уж близко... выстрел... легкий дым... 110 Эй вы, станичники, за ним... Что? ранен!.. — Ничего, безделка... И завязалась перестрелка...
Но в этих сшибках удалых Забавы много, толку мало; 115 Прохладным вечером, бывало, Мы любовалися на них, Без кровожадного волненья, Как на трагический балет; Зато видал я представленья, 120 Каких у вас на сцене нет...
Раз — это было под Гихами, Мы проходили темный лес; Огнем дыша, пылал над нами Лазурно-яркий свод небес. 125 Нам был обещан бой жестокий. Из гор Ичкерии далекой Уже в Чечню на братний зов Толпы стекались удальцов. Над допотопн