Как, бога помянув зря бьются о лоб иконы, вольности сыновья ненависти поклоны бьют, всё пытаясь вспять повернуть, отрицаньем сузив, время. Поля опять больше несчастных судеб будут вмещать, чем те кладбища на окраине города. В суете Авель зарежет Каина.
Шелест потухших дней сопровождает словно сухие счета смертей. Жизнь отслоится ровно от тела – уже не враг, достойный золы и тленья, но вписанный в тело брак, что требует исправленья. И, вверх поднимая стяг с черепом и костями, говорят, кто на западе – враг, а с юго-востока – с нами. Может наоборот. Совсем неважно. Ведь кости те же внутри. И кирпичных стен они сломаются прежде.
Брошенный в урну флаг завершает картину боя. Вдвоём, тот, кто прав, и враг – вместе у изголовья войны. Ведь начало ей положено не формальным росчерком двух огней, полётом ракеты дальней над лесом. Скорее душ вражда обнажила нервы, забыв в обиходе стуж огонь в этот самый первый раз.
Как волки, почуяв кровь, забыли про дни и ночи. Ты, боже, опять готовь могилы для одиночек. И ненависть, взвившись вверх огнём из под каждой шконки, и вас обнуляет в смерть, пустив по косой воронке. Кричите свои слова, и стройте из них тюрьму! Не хватит чужого зла на собственную судьбу. Но в далёкой прохладе лет, в скрижалях чужих детей, вам уже места нет – исчезли в отходах дней.
Но, один из вычтенных из людей, что сказали «да», я смеюсь, когда падаю вниз под убогий пролёт моста. Ведь, всё же, в другой войне между богом и дьяволом и человеком, надеюсь, мне быть одним из немногих в пути к небу.