Проглотить гранату, что ли, от своей нелегкой доли? В сей земной смешной юдоли засмеяться бы! Звонким смехом – не от счастья – а укрыться от ненастья или же от строгой власти мстительной судьбы.
Сей снаряд литературный в пиджаке, окрас культурный, хоть и взятый на котурны преувеличений (тьма коих) – будет ли последним? Впрочем, был такой намедни, впрочем, позабыл к обедне. То была зима!
Хоть сейчас бери винтовку, или суй лицо в духовку, если есть чуть-чуть сноровки – можешь весь туда залезть! Выбор сей печальней вдвое, коли нам вдвоём с тобою выбирать, зато волною мы одной собьём всю спесь!
Разношёрстный, разномастный этот мир – порой прекрасный, ядовитый и опасный – нас разденет догола! И к чему тогда стремиться, если, не успев родиться, нам заводят колесницу, что везёт тела?
Жалуюсь, но tempus fugit. Время лечит, время будит. И оно же нас осудит, как придёт пора. Можно жаловаться вволю! Уж сто лет, как время в доле с жизнью, осиянной болью – скучная игра.
Скука – грех из непрощённых, и с таким грехом спасённых не найти, как и рождённых с ним не ставят на учёт. А хотелось бы! Тем паче, что и к ней идёт в придачу груз сомнений – не иначе, мы отложим взлёт
из-за скуки и сомнений. Став лишь видами растений, чередуя полдень с тенью, мы погибнем в срок, не оставив ни страницы, полной букв, и наши лица будут стёрты, и родится уж другой пророк.
И другого мы услышим, и другой стихи напишет, и потом пройдет по крыше, чтобы спрыгнуть вниз. Всё, как водится, а мы же погрустим, и тише мыши будем жить, и будем ниже, чтобы не манил карниз.
Так что, друг, забудь про песни! Не для песен явно здесь мы, просто жить куда прелестней, чем рискнуть и спеть. Но порою тёмной ночью ты вдруг запоёшь, не очень громко, и сосед заскочит – послушать-посмотреть.