«Сколь бы ни был долог и одинок путь назад, но твоих запылённых ног он не укротит. И они порог переступят вновь, чтоб потом уйти в тишину дорог, разбиваясь в кровь».
Так сказал мне путник во тьме корчмы на краю страны, на границе. Мы не боясь ни гибели, ни тюрьмы, собрались на бой. Утром выйдем вновь, с тяжестью сумы, а пока – отбой.
Хороша ли жизнь у подобных нам, не лишённых бед, но лишённых драм, так присущих дамам и господам? Уж не мне судить. По своим местам, от постов к постам мы идём служить.
Потерял свирель, заложил кольцо, опорочил честь дедов и отцов, из Болоньи выгнали, а крыльцо я заколотил. И теперь нон грата моё лицо, сколько б не просил.
Что же делать, шпильман, иль я не прав? Будь ты сам курфюрст или же ландграф, да хоть грозный царь во главе держав – уравняет всех смерть до самых нижних облезлых трав под гремучий смех.
Например, я завтра пойду смотреть как людскую честь продают за медь, даже не за злато, о чём тут петь? – не за серебро. И не различить здесь, не рассмотреть зло или добро.
Что же делать? Фрески рисуй, твори, разводи рептилий, свинец вари, или хоть с заката и до зари полируй металл, сделай статую, можешь хоть две, хоть три, и на пьедестал.
Смерть – бессмысленна, да, только жизнь вот нет, оставляя в веках чуть заметный след только строчкой, буквицей только! Лет эдак сотен пять пролетят, и этот кривой куплет будут петь опять.
Что до смерти – радуйся, не взыщи, иногда достаточно и пращи затупить чтоб меч, и сломать чтоб щит, и заткнуть кимвал. Где ж свирель твоя? Лучше не ищи, я её сломал.