Всё скрылось, отошло, и больше не начнётся. Роман и есть роман. В нём всё как надлежит. Кибитка вдаль бежит, пыль вьётся, сердце бьётся. Дыхание твоё дрожит, дрожит, дрожит. И проку нет врагам обшаривать дорогу, им нас не отыскать средь тьмы и тишины. Ведь мы теперь видны, должно быть, только Богу. А может, и Ему - видны, да не нужны.
А где-то позади, за далью и за пылью остался край чудес. Там человек решил, что он рождён затем, чтоб сказку сделать былью. Так человек решил. Да, видно, поспешил. И сказку выбрал он с печальною развязкой, и призрачное зло в реальность обратил. Теперь бы эту быль обратно сделать сказкой, да слишком много дел и слишком мало сил.
А мы всё мчимся вдаль, печаль превозмогая, как будто ничего ещё не решено, как будто век прожив и всё-таки не зная, что истина, что нет, что свято, что грешно. И бесконечен путь, и далека расплата. Уходит прочь недуг, приходит забытьё. И для меня теперь так истинно, так свято чуть слышное в ночи дыхание твоё.