в то время я гостила на земле. мне дали имя при крещенье – Анна, сладчайшее для губ людских и слуха. так дивно знала я земную радость и праздников считала не двенадцать, а столько, сколько было дней в году. я, тайному велению покорна, товарища свободного избрав, любила только солнце и деревья. однажды поздним летом иностранку я встретила в лукавый час зари, и вместе мы купались в теплом море, ее одежда странной мне казалась, еще страннее – губы, а слова – как звезды падали сентябрьской ночью. и стройная меня учила плавать, одной рукой поддерживая тело, неопытное на тугих волнах. и часто, стоя в голубой воде, она со мной неспешно говорила, и мне казалось, что вершины леса слегка шумят, или хрустит песок, иль голосом серебряным волынка вдали поет о вечере разлук. но слов ее я помнить не могла и часто ночью с болью просыпалась. мне чудился полуоткрытый рот, ее глаза и гладкая прическа. как вестника небесного, молила я девушку печальную тогда: "скажи, скажи, зачем угасла память и, так томительно лаская слух, ты отняла блаженство повторенья?.." и только раз, когда я виноград в плетеную корзинку собирала, а смуглая сидела на траве, глаза закрыв и распустивши косы, и томною была и утомленной от запах тяжелых синих ягод м пряного дыханья дикой мяты, – она слова чудесные вложила в сокровищницу памяти моей, и, полную корзину уронив, припала я к земле сухой и душной, как к милому, когда поет любовь.