Как-то раз сидел я утром с похмела. Ко мне зашел дружок, спросил – чего понурый? Поехали, там где-то собирается пипла, Там, может быть, нальют, и я поддался, дурень. Мы долго шли по лужам, смеркалося, и вот В дешевую, обшарпанную дверь в подвале Нас пропустил какой-то рыжий идиот. И мы спустились в чад и как дибилы встали. Там за столом сидели, ну так ни дать ни взять, Седой вафлер в обнимку с явным онанистом. Я рядом с ним игривая, накрашенная блядь Вещала об утопиях синдикализма. Все были как-то странно вооружены. Я плюхнулся на стул. Ну вот, блин, я попал! Ты новенький? Отлично! Такие нам нужны! Мне сунули брошюру в руки, где я прочитал:
Иди, убей Бакунина!
Нам принесли водяры и стали охмурять, Какие впереди ждут нас перспективы. Как вдруг мне на колени подсела эта блядь И стала ненавязчиво склонять к активу. Запахло резко базой плодоовощной, Мне захотелось двинуть ногой в гнилую пасть. И, брызгая в лицо слюною щелочной, Она мне сообщила, как низвергнуть власть, У нас здесь хорошо, всего-то надо сдать Тому седому дяде карманные партвзносы. Не веришь? Эй, добавьте-ка еще грамм двадцать пять! У нас тут постоянно кто-нибудь приносит. Народу прибывало, мне казалось – я в аду Не люди, а реально дети Люцифера, Они кривлялись, как в горячечном бреду, И хором мне кричали, что должен сделать.
Иди, убей Бакунина!
Не на того напали, чтобы я сдал бабло Какому-то вафлеру и спал с сифилитичкой. Простите, но мне это делать западло. И вспомнил я, как, грозный, действовал опричник, Седому я с размаху в ухо развернул. А бабе вышиб я последние все зубы, Из-под горбатой гниды выдернул я стул И стал их всех месить решительно и грубо, В закрытом помещении начался кошмар. Бесило, что меня купить пытались водкой, Во мне проснулся прямо-таки несомненный дар. Охотился на них, как браконьер с винтовкой… Не помню уж, чем кончилось и как пришел домой. С утра, проснувшись, стал искать на водку, пиво иль вино. Все стерлось в моей памяти, что было там со мной, Лишь в голове, как молотом, стучалось лишь одно.