Их любимцы: Кобейн, Тимберлейк… Мои – Мураками и Брэдбери! И вместо пламени – камень повис где-то в груди… Среди скопищ кутил так хотел отпереть створки внутренней двери в миг, той, которую, навсегда, я, казалось, закрыл и забыл.
Унылый трёп с собой ни о чем, сердечный мотор по венам разгоняет лаву, карданный вал хрустит, гравий царапает днище, в голове – бардачок. На балкон ночь черномазые запустила лапища… Изначально, не злой и духовно тоже не нищий, но в тварь с хищным оскалом был навсегда превращён.
Это когда облюбована поляна: тут и там компании, под гитару песни, костры, а ты среди них – то ли черным котом, то ли волком отъявленным, обитателем леса прослыл, и ты боишься огня...
Это трудно принять, но – никто не останется прежним насовсем! Под окном пьяные пары во тьме кромешной перекрикивают шум городских дискотек. Они жребием грехи тянут и они, по-своему, правы, как и я, по-своему, слеп.
Или на площади толпы счастливых безумцев. Под музыку до упада обнимается и беснуется народ. По центру – дышло фонтана, подсвеченное красным, неустанно било огнем оно. А я, смотря на них, осознавал, что моей юности остался год… И она бездарно проебана: бесконечно, бездарно… Проебана...
Я стою один на перекрестке. Восход хлещет лицо дождем из огненных лучей и я выжгу – угольком на плече любимую цифру «8», и лишь улыбнусь, если кто-то вдруг спросит: "Зачем?"
Как в автобусе переполненном, здесь нет для меня места: как восьмой ноте и восьмому на неделе дню. Я рожден в не существовавшем ранее 8 месяце и восьмой смертный грех я не раз провернул.
Одиночество… Грусть… Отчужденность.
Это – мое бездарное стихоплетство, исключительно для таких же степных волков! Я хочу, чтобы им помогло, хоть чуть-чуть! Это – не чушь! Они между двух огней, как моя переносица. Те, кто воет на луну, выходя на балкон, нуждаются в голосе, что скажет: "Не ссы, друг, прорвемся…"