в каждой комнате моего дома есть место, где прячется мой голос, когда по четвергам приходят незнакомые
в каждом моем невысказанном нет есть специя твоего "возможно", проглаженного утюгом и меня встревожившего.
а когда замолкает музыка, заметь мои губы, шепчущие песни глухонемых и руки на коленях, которые можно взять в свои руки, заметь меня возле двери прячущую глаза в глазок, ждущую следующей серии ситкома под названием лестничная площадка дома номер... какой там номер?
а мы с тобой два пингвина в толстовках и кедах курящие на лестничной сигареты парламент и, скажи, мы же чертовски счастливы.
а мы с тобой два дельфина и мы защитим друг друга от нефтяных пятен и людей, которые наивно решили, что тоже нас защищают
а мы с тобой два человека. оставшиеся вдруг наедине в комнате с бумажными стенами, впитывающими строчки моих стихов и твои рисунки. не думай, рисуй меня шариковой ручкой в самое свое сердце и мне уже никуда не деться из нашей с тобой влюбленности, символичности, непосредственности
а с каждым летом мне прибавляется лет и я покупаю билеты на поезд петербург москва скоростной и в небо. я уезжаю, чтобы собраться с мыслями, чтобы задуматься о том, что таких как я могут быть тысячи и тысячи и тысячи и что только одна и з этих тысяч та самая я, в старой клетчатой рубашке, с кружкой кофе с молоком, или стаканом кефира, цитирующая поэтов серебряного века, а для тебя единственная...
в каждой смеющейся маленькой девочке есть искорка моего равнодушия и моей ранней старости сероглазой и девственной.
в каждом улыбающемся маленьком мальчике есть привкус моей ненависти и парадоксальной влюбленности в карие и наверное добрые...
и когда замолкает музыка, люби меня в самые губы, в густую неверность моих волос, потому что в каждой комнате моего дома прячутся чужие люди, мечтающие нас с тобой расстроить, чтобы мы звучали на разный лад, как старые фортепиано, слишком огромные, чтобы влюбляться.