Что за чудная была ночка. Мы шли по набережной Невы, шел ладожский лед. Полная луна, то задергиваемая прозрачными облаками, то выглядывающая из них, ярко освещала плывущий лед, отражаясь в его чистых, голубоватых кристаллах. Я был как в чаду, ослепленный мелькнувшим передо мною в окошке образом Марьи Арсеньевны. Свежий весенний воздух мало-помалу освежил лицо и мысли, и ночь весенняя, светлая ночь представлялась мне во всей красоте. Было тихо повсюду, лишь порой прогремят дрожки и полусонный седок, кутаясь в пальто, бросит равнодушный взгляд на нас и опять закроет смыкающиеся глаза. Мы с Васей все время болтали о разных пустяках и о Береге. Пришли домой страшно усталые в половине двенадцатого и, повалившись на постели, заснули тихим безмятежным сном. Так прошла суббота, а за нею без особенных приключений проползли: воскресенье, понедельник и вторник. Собственно, сегодняшний день отличается только тем из ряду обыкновенных дней недели, что сегодня остается ровно месяц, даже месяц без одного дня до каникул и неделя до экзаменов; скоро, скоро пролетят они, и настанут для меня красивые дни. Сейчас завтрак, а потом пойдем или на пение, или на плац. Если бы на плац! Я играл бы тогда в лапту. Не повели ни на плац, ни на пение, так пойду играть на скрипке.
Лето
Чародейка моя,
Ты погубишь меня
Русская песня
7 июня 1875 года
Каникулы! Сколько глубокого смысла для нас, кадетов-затворников, в этом благодатном слове! Каникулы! Как-то странно подумать, что вот наконец наступило событие, ожидаемое целый год, событие, равно всем милое и дорогое. Сколько надежд, сколько воздушных замков строится в последние часы, в ожидании звонка-освободителя, и вот наконец раздается его пронзительный звон, возвещая всем и каждому, что настали каникулы! С наступлением их тесно связан ряд удовольствий, которые каждый ожидает от своих каникул. После звонка наступает приятная классная тишина, так мало знакомая уху кадетов: ее прерывают лишь слова молитвы, последней благодарственной молитвы за учение в году. Наконец все кончилось, и вот я сижу и пишу уже дома. Все неприятные и приятные впечатления экзаменов слились во что-то общее, мелькнувшее, что возвратится уж не раньше, как через два месяца! Скажу сначала несколько слов об экзаменах и всем, что случилось в это время. Прежде всего, что, конечно, главнейшее, я видел два раза Марью Арсеньевну. Один раз был у них целых два дня. Кроме главной любви еще два раза мне случилось увлекаться. Первый раз мне понравилась красавица-венгерка в Летнем саду, второй - моя тетушка Клавдюша! Я, кажется, и не писал, что мы с нею друзья, и что она влюблена... Кто бы догадался, в кого? В Васю!!! Она теперь в Николаевском институте, и я ее видел там. Ее скромный костюм, застенчивые институтские манеры, складывание рук под передником, все это мне понравилось, но скоро опять совершенно испарилось из памяти. Вот в кратких словах все важнейшее из периода экзаменов.
11 июня 1875 года. Среда
Я в деревне... Кажется, столько счастья и удовольствия ожидал я, которые она мне принесет! Да не тут-то было! По одному дню хотя и нельзя судить, но во всяком случае, если все дни будут похожи на сегодняшний, то мне будет не слишком-то весело. Главное, на что я рассчитывал, видеть "ее" не удалось во весь день; рыбу ловить, а также и купаться нельзя по причине мелководья озера. Лес в двух с половиной верстах от мызы. Что же остается делать? Одно, что я мог бы делать и в гимназии, - скучать, скучать да скучать.