В гимназии! Приехавши в Берег, как я и описал, я сначала отчаивался видеть "ее", но потом как ее посещения к нам, так и наши путешествия на их мызу под разными предлогами начали становиться чаще и чаще и дошли до того, что я насчитал во все лето всего около пяти дней, когда мы, т.е., вернее сказать, я не видел Марьи Арсеньевны. Однажды случилось нечто, что прекратило мое желание ходить часто к ней в дом. Я лежал на траве под березою с карандашом и бумагою в руках и с твердым намерением писать стихи. Было около полудня. Солнце ярко палило, бросая свои косвенные лучи на очаровательную природу. Как бы замирая в объятиях жаркого дня, дремало озеро, изредка поблескивая своими прохладными струями о камни берега. Ни малейший ветерок не шевелил вершин заснувшего леса, прибрежный камыш, нагнувшись к воде, кажется, шептался с озером. К довершению картины, по водам скользила лодка рыбака, отражаясь, как в зеркале, на поверхности. Все было упоительно хорошо и невольно располагало к мечтанию. Передо мною лежали карандаш и бумага. Я писал, не помню что: окошечко на чердаке, окошечко той комнаты, где обитала моя фея, вдохновляло меня, я писал, писал, писал!.. Вдруг я проснулся от моих мечтаний, от шороха... Оглядываюсь назад; знакомая соломенная шляпа, серенькое платье мелькнули передо мною; это была Марья Арсеньевна! - Что вы тут делаете, Сеня? - спросила она, немного покраснев и как-то странно выговаривая букву "ч". - Ничего, так себе, валяюсь, - отвечал я, также немного смешавшись. Она прошла мимо и скрылась между кустами. Изредка из-за них проглядывали то шляпка, то конец платья, то рука или личико. Я смял бумажку и бросил ее на траву. Через несколько дней все уже знали, что я влюблен в М.А.: верно, нашел кто-нибудь бумажку и прочел. С этих пор я бегал от нее все время каникул, а надо мной все всё время трунили. Так кончилась история моей любви летом.
19 августа 1875 года. Вторник
Сказав про конец истории моей летней любви, я скажу вообще про конец и моей любви к Марье Арсеньевне! На этой неделе в четверг был праздник, я ездил с Федей Медниковым в Павловск и остался там до воскресенья вечера. В эти дни я похоронил свою любовь, а вместе с тем начал другую. Приехавши в Павловск, Федя мне объявляет, что наверху над ними живет барышня, не то что очень хорошенькая лицом, однако недурненькая и очень симпатичная. В пятницу я увидел Валентину Александровну (это ее имя). Первое впечатление, произведенное на меня Валентиной Александровной, было невыгодное, но потом простота и симпатичность ее мне начали нравиться, и под конец вечера я был влюблен. Не правда ли, что я скоро изменяю? В субботу мы были вместе с ними в Розовом павильоне, где видели некоего Салтыкова, который очень нравится моей героине. Я злился на нее и на него, она на меня за то, что я сказал, что Салтыков нечестно поступил, позволяя своим товарищам смеяться над моей Валентиной. Впрочем, в конце концов, при прощании, она очень вежливо просила бывать у них в Петербурге. Ох, уж эти барышни: все они кокетки страшные и ужасно скоро изменяют. Авось она изменит Салтыкову! Страшно трудно учиться: задают по множеству уроков. Которым-то я буду на списках? К нам поступил новичок Азанчевский; говорят, он хорошо учится. Я боюсь за свое место третьего ученика, как бы не съехать? Лень писать, иду играть в бары, это веселее.
20 августа 1875 года. Среда
Странно как-то я чувствую себя: никто не нравится особенно, я чувствую охлаждение ко всем и ко всему. Теперь, когда остыло то чувство, которое я так громко называл любовью, я хочу действительно рассудить похладнокровнее, любил ли я или нет.