ниоткуда с любовью, надцатого мартобря, дорогой, уважаемый, милая, но не важно даже кто, ибо черт лица, говоря откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но и ничей верный друг вас приветствует с одного из пяти континентов, держащегося на ковбоях. я любил тебя больше, чем ангелов и самого, и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих. поздно ночью, в долине, на самом дне, в городке, занесенном снегом по ручку двери, извиваясь ночью на простыне, как не сказано ниже, по крайней мере, я взбиваю подушку мычащим "ты", за морями, которым конца и края, в темноте всем телом твои черты как безумное зеркало повторяя.
о если бы птицы пели и облака скучали, и око могло различать, становясь синей, звонкую трель преследуя, дверь с ключами и тех, кого больше нету нигде, за ней. а так - меняются комнаты, кресла, стулья. и всюду по стенам то в рамке, то так - цветы. и если бывает на свете пчела без улья с лишней пыльцой на лапках, то это ты.
и если б прозрачные вещи в густой лазури умели свою незримость держать в узде и скопом однажды сгуститься - в звезду, в слезу ли, в другом конце стратосферы, потом - везде.
но, видимо, воздух - только сырье для кружев, распятых на пяльцах в парке, где пасся царь. и статуи стынут, хотя на дворе - бесстужев, казненный потом декабрист, и настал январь.