касания стали чем-то другим, пальцами по телу узоры рисуя мансовал в воскресенье утром по безлюдной аллее в центре.
и внутри меня песни поются а внутри неё юность дышит. жаль, что криков чужих не услышит никто. без ответа.
адресаты-вассаби с курсивом, оставались на кончиках пальцев не допишутся строки сами, и умрут скоро в танце красивом.
недалёкие люди в подземке, мне до них дотянуться руками, оголтелыми маршами пьяными проливаются в скорые рейсы. это проза о кротком мгновении, это то ли стихи, то ли песни, жаль что петь эти строки некому и сирен голоса затихли.
полумёртвые люди в вагонах, то не знают о ночи сегодня, в этих нежных движеньях руками били скопы позывов тобой. не уснуть, как обычно, в полночь, через воздух сырыми глотками задыхаясь, завёрнутым в ткани и живя лишь её волосами.
я б навеки пошёл за тобой, хоть в свои, хоть в чужие дали, я тебе пишу про любовь а такой потом "да схуяли". нету жизни искать в смысле или думать о будущем тёмном или глупыми теми стихами разрываться на шаре земном. как обычно, без криков и шумов я внутри воздвигаю культ замороженной колой в банке меня вечером ждёт инсульт. я в нуле остаюсь, как обычно, я теряюсь в заезженных песнях я внутри себя, может быть взвесил, но тебе это не интересно.
я остался на ночь перед снами но они лишь стояли поодаль только с улиц мурчали кошки и по венам олово с солью. я опять умираю никем только руки твои ощущаю. я, наверно, не выйду из пепла растворюсь я по волнам вещаний.
полумёртвые люди в вагонах, те не знают о ночи сегодня, в этих нежных движеньях руками били скопы позывов тобой. не уснуть, как обычно, в полночь, через воздух сырыми глотками задыхаясь, завёрнутым в ткани и живя лишь её волосами.
я б навеки пошёл за тобой, хоть в твои, хоть в чужие дали, я тебе пишу про любовь и такой потом "да схуяли".