Мы будем сидеть в купейном вагоне поезда порознь, есть яблоки и смотреть в окно. Ты не оставил мне ни одно «но», ровно ни одного. А с неба стекает вода, смывает объявления, смывает стикеры, смывает каждый довод, Любой оставшийся повод. Ты мой самый страшный голод, самая сухая из пустынь. Я никогда не называю имен, прости.
У наших скамеек немеют лампы, гаснут фонари, и кровь вместо тока по проводам. Если бежать, давай сейчас убежим, разольемся ручьями по городам. В пополам, по полу, вдоль тротуаров, по улицам, по каждому бордюру, под ноги каждому дому. Есть грамм - небесный грамм весны. Весны, которой ты закрывал рот и руки ломал. А она все говорила тебе самое важное, слог в слог, четко по слогам.
Мой хороший, мой милый мальчик, перезагрузи программу, попробуй по-другому, ведь больше некому. Эти города людей с ценниками на подошвах. Они разорвут тебя по швам. Ногами, прощупав твое дно, отбирая твою живую почву. Когда выходишь в дверь, закрывай окно чтобы ни одна, ни подумала, что оно для нее. Чтобы ей не было страшно.
А деревья умирают стоя, не скрывая своего покроя, и я ничего не скрою. Ты и я – уже почти одно. Мы будем сидеть в купейном вагоне поезда, есть яблоки и смотреть в окно.