-А помнишь как?.. – задаешь вопрос ты и тут же умолкаешь. Икеевская мебель белого стерильного цвета, занавески до середины окна и потрепанное, от всего уставшее лицо. Бабушка теперь немое напоминание о самой себе. Наполовину засохшее дерево. Маленькие листики живого салатового цвета распускаются и тут же багровеют. Отрываются и улетают прочь. И затем, полетав на ветру, успокаиваются и безвольно падают. Опускаются на землю, чтобы сгнить и истлеть. Скоро останется лишь скелет, который я подберу и положу в палочки с благовониями. Или кину между лепестками роз и капнув из бутылочки цветной пахучей жидкости, подожгу. Присяду на краешек кресла из той же злосчастной Икеи и буду вдыхать пары. Быть может плакать. А потом наплакавшись вдоволь, разрешу своему телу выйти в сад. На прогулку. Сяду на новую скамейку и уставлюсь вперед. Туда, где еще недавно высился лес, который я так любила. Куда сбегала по выходным, когда дом заполняли дяди и тети. Огромные как деревья, которых скоро не станет. Его вырубят, этот лес. Место, где развивались мои мышцы и воображение. Где играла в индейцев и слушала птиц. А пока он еще жив, мы сидим с бабушкой и смотрим вперед. Тешим себя тем, что пока еще с нами. Что наше, что часть нас. *** Когда бабушки не станет, я прокрадусь ночью на пепелище и, накинув веревку на плечи, украду дерево. Чтобы своей рукой выстрогать новую мебель. Создать новые цветы. Вознаградить еще один дуб удивительным и щедрым подарком: жизнью после первой смерти.