А ей мама, ну, во всем потакала, Красной Шапочкой звала, пташкой вольной, Ей какава по утрам два стакана, А сама чайку попьет – и довольна. А как маму схоронили в июле, В доме денег – ни гроша, ни бумаги, Но нашлись на свете добрые люди: Обучили на кассиршу в продмаге. И сидит она в этой кассе, Как на месте публичной казни,
А касса щелкает, касса щелкает, Скушал Шапочку Серый Волк! И трясет она черной челкою, А касса: щелк, щелк, щелк, Ах, веселый разговор!
Начал Званцев ей, завмаг, делать пассы: «Интересно бы узнать, что за птица?» А она ему в ответ из-за кассы, – Дожидаюсь, мол, прекрасного принца. Всех отшила, одного не отшила, Называла его милым Алешей, Был он техником по счетным машинам, Хоть и лысый, и еврей, но хороший, А тут как раз война, а он в запасе, Прокричала ночь и снова к кассе.
А касса щелкает, касса щелкает, А под Щелковым – в щепки полк! И трясет она пегой челкою, А касса: щелк, щелк, щелк, Ах, веселый разговор…
Как случилось – ей вчера ж было двадцать, А уж доченьке девятый годочек, И опять к ней подъезжать начал Званцев, А она про то и слушать не хочет. Ну, и стукнул он, со зла, не иначе, Сам не рад, да не пойдешь на попятный, Обнаружили ее в недостаче, Привлекли ее по сто тридцать пятой. На этап пошла по указу, А там амнистия, и снова в кассу.
А касса щелкает, касса щелкает, Засекается ваш крючок! И трясет она рыжей челкою, А касса: щелк, щелк, щелк, Ах, веселый разговор!
Уж любила она дочку, растила, Оглянуться не успела – той двадцать! Ой, зачем она в продмаг зачастила, Ой, зачем ей улыбается Званцев?! А как свадебку сыграли в июле, Было шумно на Песчанной, на нашей, Говорят в парадных добрые люди, Что зовет ее, мол, Званцев «мамашей». И сидит она в своей кассе, А у ней внучок – в первом классе.
А касса щелкает, касса щелкает, Не копеечкам – жизни счет! И трясет она белой челкою, А касса: щелк, щелк, щелк, Ах, веселый разговор…