Нет, не взойдёт на бесплодной земле, Под солнцем палящим, но без света, во мгле… Этот город сгорел, этот город в зале. И я пытаюсь высечь память на голой скале.
Посредине песков пустыни безгласной, Где мы все заблудились без пастыря. В рай дорога есть, да только все здесь Тонут брызгами, искрами гаснут.
Где демоны тащат в трясину, ангелы плачут за спинами, Где теряют силу Божью даже иноки. Любовь кое-как выживает во мраке... А найдется ли для меня кусочек, хоть капелька?
Эти стены не терпят осечек И требуют то, на что я не отвечу. Жгёт окружение, давит присутствие, Взгляды и мысли, будто телом их чувствую.
Умом и руками во имя благоденствия Ловят всюду современного мира тенденции, В этой возне за место всё сходится в одно. Я задыхаюсь, мне здесь тесно, мне здесь темно.
В нашей холодной крови яд пульсирует. В наших горячих словах желчи примеси. Ветру всю сажу с пейзажа не вымести. Я устал, мне, чудаку, здесь не вынести.
Мне бы туда, где с восходом день грядущий Сам несёт заботу о хлебе своём насущном. Где двери настежь все распахнуты всегда, Где страха нет, и есть на всех места.
Стою на распутье, у старого камня. Сто ходов, но сыграны все мои бесславно. Есть лишь один - в чёрном рубище, как в рясе. И, стало быть, идти мне прочь восвояси.
Пустая трасса. Растекались степи золотом. Сиротой душу за собой вёз волоком. Придорожной полосой, золочёными кронами Ветви провожали густыми поклонами.
В небе чистом, вольном орёл кружил. Миражи, кресты столбов и могил. Безмолвный горизонт, дорожная нить, Уносящая вдаль, я не хочу выходить…
И просиял в дали маяк, и распахнулись двери В глуши бескрайних прерий, уголочек Божий. И нет людей счастливее, чем здесь. Где что-то с детства близкое, на истину похожее.
В хрустальном эфире хор из красок насыщенных! Небесный свод лазурный шире над главой! И звезды в полночь огнями не похищены, Кажется, до них легко дотронуться рукой!
И я выбегал вне себя в чисто поле, Измотан и болен до криков истошных. Металась душа, клевали мысли-коршуны, За разом раз проматывая плёнку прошлого.
Не былое мучило, но то, чего не было: Никого в сердце и ничего своего. И верил, безумный, что в краях тех волшебных Заново мог начать себя самого.
Что время идти самим, каждому путём своим, Ведь мир по-настоящему прекрасен лишь двоим. Наивно забыв, что не умею быть другим, Что шуткою судьбы не научился быть любим.
И беседовал я с тополями в тени, Умолял, но не знали ответа они. Да и солнце глаза обжигало лучом. Остудило мой пыл родниковым ключом.
Не увидел в глазах я ни льда, ни огня, В тех от века не тронутых бурями лицах. И мысли туда вновь манили меня, Где следы чьих-то мук на сгоревших страницах.
В этой священной незримой войне, в пелене, Где всю сажу с пейзажа не вымести. Низкий поклон мудрецам, ну а мне… Ну а мне, дураку, здесь не вынести.
Пустая трасса. Растекались степи золотом. Сиротой душу за собой вёз волоком. Придорожной полосой, золочеными кронами Ветви провожали густыми поклонами.
В небе чистом, вольном орел кружил. Миражи, кресты столбов и могил. Безмолвный горизонт, дорожная нить, Уносящая вдаль, я не хочу выходить…