Вскрыты закрома шкатулки потайной. Давно забытого письма листок передо мной. То пишет мальчик маленький рукой нетвёрдой. Вопросом пышет взор сквозь толщу лет простертый.
Ах, если б знал ты, когда был мал ты, Глупый, неловкий судьбы своей кудесник, Что стал ты, и как слово весит. Я закрываю глаза - и вот мне десять.
«Клянусь: я буду век один, иное существо! Ни змей надменных яд, ни ветер балерин Не тронут сердца моего, им не достичь глубин его! Все это низко слишком для моих вершин!»
Он вытянул билет, с огнём слепым играя. Малыш давал такой обет, что говоря не зная. И на челе был приговор клеймом печали выжжен. Закрылось сердце на затвор: обет его услышан.
Открыл глаза, нарочно притворившись изумлённым. Меня тайком проводят в этот день далекий. В моем полупустом чертоге все по-другому, Лежит в углу тёмном кто-то одинокий.
Я заглянул в него и отвернулся вскоре… Увидел в глазах его на дне одно лишь горе. Увидел разом всё и заплакал От слабости и страха, от тяжести и мрака.
Что ко всему остыл так рано юноша страдалец; Что выглядит моложе лет, внутри же будто старец; И шепчет как в бреду под нос густые некрологи. Неужто столько прожил он?! Напротив, меньше многих...
Вся жизнь его - игра фантазий бурных, Сумбурных представлений, торжество абсурда В уме строптивом; и роль его - безумий сумма. Диво молчаливое, он сам её придумал.
Грезились ему судьбой в глубоком сне: Пуля в висок на чужой земле на войне, Скорость в крови на железном коне, Вихрь адский в пальцах, вся жизнь в одной струне!
«И пусть чего-то нет - я буду жизни жертвой! Я готов, пусть жизнь меня отвергнет! А значит, спрячу всё своё навек в секрете…" И не заметил, как стал незаметен…
Он влюблялся в мечты и прятался от них же. Он так боялся встать к кому-то ближе. И сотворил себе кумира в равнодушии. «Притворюсь, что ничего не чувствую, так будет лучше.»
Лепил в себе героя, учил в себе злодея, Досадно не умея стать ни злее, ни смелее. Всё думал и думал и, наконец, смирился. В дыме затерялся, с дымом испарился.
Сижу с хмельною ухмылкой, духом почти бессильный, В гнетущей неизвестности, запущенный, у края, Скребу нагар с бутылки, такое не снимут в фильме. Мне ещё 10, но будет так, теперь я знаю.
Ранимое создание пускает бред воздушный И кружится в пылу воображаемых бесед. Как будто с болью стих согреть способен душу. Как будто с болью стих - последнее, чем он согрет.
И вот сквозь толщу лет в стихах пишу ответ, Что сам как есть – нелеп, что прошлое - вертеп Бродячий, скабрезная романтика подъездная. Как я попал сюда! Какая между нами бездна!
Я растворился в тех годах. Подведена черта. Теперь зачем и куда? Пустота, холода… Но воля Божия тверда. Не сброшу своего креста. Пусть братьям всем моим подарит Бог тепло гнезда.
Как новый вздох и новая звезда. А для меня теперь мой путь вдвойне тернист. Все, как бы, заново теперь, всё с чистого листа, Но мой измятый лист так и остался чист.
Пишу, что мной пророчено, и посылаю гончего В тот день неведомый, когда всё будет тихо кончено. Всё моё со мною временем проглочено, И червь песочный занесёт над прахом зуб заточенный.
Я прикоснусь к стенам, что были колыбелью; Напишет сотню книг мне каждая деталь; Где маленький росток в асфальте пробивает щель; И мне напомнит ближний: минувшего не жаль.
Пусть души наши в саже, покрылись ноги пылью, Былью нашей стали бесшабашные дали, Запах выдохнет мне память с крыльями, И я спрошу у ближнего: нам ли быть в печали?
Я пью глазами вид, и не могу напиться. Я мир люблю, мне за него не надо биться. Я созерцатель красоты, она моя царица. И я, ее частица, ей принесу плоды.
И нет большей, чем здесь ерунды. Я написал себя ради забавы, нет и беды. Просто хотел хоть что-то сделать стоящее, с блеском! Чтобы попасть в сердца хотя бы нескольким…