Славная пыль в колумбарии Пер-Лашез, в чёрное зеркало щурится небо парижское... На оголённых коленях мерцает планшет, солнце приклеено к снимку дрожащими искрами. Дора, ты, Дора, пуанты остыли от ног, лента брусвяная тянется к сонной артерии, бронзовой пряди касается греческий бог, жёлтая птица в лазоревой роще при тереме. Моль дожирает в архивах сухое драпри, тонкий хитон растерял благовония, вмятины. В новой России медвяно, как прежде горит облако царственных вкрапов на дереве в Ялте, на велеречивые ветры влачится вуаль сладкой пыльцы. Распускается память весенняя и вакханально кричит в Чёрном море волна, выбросив стон на песок к модной трости Есенина. Там, где мелькает неон обнажённых реклам, ловят торговцы в сачки залелейную публику - ранние бабочки льнули Сергею в реглан; дикий аншлаг окуляров, пенсне в каждой рубрике. Русскими буквами пишет поэт по трюмо, В шею целует ярыжно, чертовски, басит слегка. Славную пыль в колумбарии вечность сотрёт, а на Ваганьковском пшют похмеляется сытненько.