Он наполнил мечтой воздух нашего детства. Он впервые сказал нам, что время не ждёт, Что от долгих разлук никуда нам не деться, Но за ними и встреч наступает черёд.
Мы искали его с той поры упоённо В старых, пыльных хранилищах библиотек, Где шумели ручьи Золотого каньона И безмолвствовал в белом сиянии снег.
В эти строки ныряли, как шхуны в цунами, В страшный вал океанской просоленной мглы – Там Летучий голландец летел над волнами, И секстанты неверно считали углы.
А когда, цепь порвав, уходили без всплеска Якоря в глубину, где Нептун не бывал, Я его у грот-мачты в промокшей зюйдвестке, Со штурвалом в руках без труда узнавал.
Он кричал мне в лицо: «Поменял бы свой нрав ты! Почему не сидится в тепле молодым?» Но спешили упрямо его аргонавты, Как тогда – в старину, за руном золотым.
Словно чайки на риф, мы взлетали на ванты. Становились команды по-шкиперски злы – Он сплетал наши мышцы в стальные канаты, Он вязал наши нервы в морские узлы.
Нам норд-осты моря, словно книги листали, И меж волн, как меж строк, видел тот, кто хотел - Волк морской никогда не сбивается в стаи, А в безмолвии белом не счесть черных дел.
Вот раскручен сюжет, мачты в небо упёрты, Марсовые свои занимают места – Возвращались мы в порт, и кончалась у порта То ли повесть его, то ли наша мечта...