это, как не однажды писалось, абсурд, ерунда: при нуле ты не сможешь сказать, что есть снег, что вода. что есть утверждение - неотвратимое ‘да’, а от чего не останется ни траектории, ни следа. и какие есть нестоличные города, где находится кнопка: ‘вы уверены, отменить никогда?’. и ты жмёшь, закрывая глаза, туда. представляя, что дальше только космическая пустота.
то ключ к решению ряда задач, где расфокусированный звук тягуч и певуч. если первый снег, то, как правило, он колюч, а снегопад – его неустанный ткач. белый обнулит опознавательный поворот у ‘Ч’, оставляя за ней крик или даже, может быть, плач, превращая ‘мой чудак’ в то, что скроет сургуч: неприемлемое и жестокое ‘мой палач’.
ты проснёшься, а на дворе уж белым- бело, площади как гладкие мраморные столы, в этих стенах кроется мой потолок и твои полы, подметаемые полами пиджаков, что уже малы. голуби кричат за окном, что курлы-курлы, разлетаясь и заполняя собой дворы, только прохожие милы, приветливы, веселы лишь до снежной и ледяной поры, до шарфообязывающей хандры.
всё, что нужно поведать, укладывается в пару жестов, пару песен , что в тишине под гитару, когда струны натянуты, как нервы у санитара, что довозил тебя, измождённого, до квартиры, как полупустую для пессимиста стеклянную тару, с храбростью списанного в запас гусара, с видом улыбчивого светоносного и справедливого Ра.
поздней осенью тротуар, ты посмотри, почти не отличим от неба: зебра, поребрик и тени, которые заспанные троепалые фонари представляют как сложный минотаврический лабиринт и кладут от вертикали и до горизонтали самой земли. и казалось бы – наклонись и бери. вот он, дружок, – заслуженный перед тобой гран-при, только ты отступаешь, шепча: ’осень, отмоли меня, отмоли от глубины и до самой мели’.