А такие как я – непрощёные – не способны простить всего и всем. То ли нервы мои стали лужёные, то ли нервов моих не стало совсем. Выхожу я, судьбе покорный, в сырость свежую утренней рани. Небо синее, город чёрный, как у Нико, у Пиросмани.
Непонятное в душе смятение, будто смяли листок бумаги. На дне рюмки нет спасения, значит надо искать на дне фляги. В этом городе, как во вражеском стане, загребают все жар руками, будто я оказался в романе у Харуки, у Мураками.
Но пробьётся сквозь тучи лунный свет и споёт он свою серенаду. Он, конечно же, мне не даст ответ, да, наверное, и не надо. Он развеет душевные муки, порождения Ницше и Шиллера, и заполнят всё вокруг звуки, как у джазмена Гленна Миллера.